самый момент, когда возле моего мозга сформировался кокон, мерцающие огоньки внедрились в его нейроны, те самые электрически возбудимые клетки, которые призваны обрабатывать и передавать информацию, имеющие не только ядра (тело клетки), но и отростки. Наверно, потому как нейроны соприкоснулись с огнями, и тем впитали их в себя, на самой поверхности укутанного мозга проступил сетчато-ажурный рисунок снежинки, повторяющий нейронные связи, где отдельные лучи, хвоинки превратились в отростки.
Мгновенная и очень резкая боль пробила теперь все нейронные связи, отростки, линии снежинки, и видимо все тело. Так, что я, будучи в сознании сказал бы, судорожно дернулись мои конечности, и зябь боли прошлась внутри позвоночника.
Может, так и было на самом деле, но я и прежде не ощущал собственного тела, а когда мозг укрыла сетчатая оболочка, ни в чем не стал уверен. Вместе с тем, я все же почувствовал, как не то, чтобы просто мозг, а именно сомкнутое в оболочку вещество вздрогнуло, передавая электрический разряд нейронам (сменившим огоньки на поверхности снежинки) и вязкий поток плеснулся куда-то вперед, в черно-матовое пространство, схожее с ночным небом. Впрочем, в котором практически полностью отсутствовало мерцание, движение звезд или в целом небесных тел.
Мой полет, того самого, что составляло взаимосвязанные нервные клетки и их отростки, впитавшихся в полотно снежинки, происходил столь стремительно, что я едва заметил, как внезапно и, одновременно, болезненно воткнулся в сияющую радужными переливами овальную массу, покрытую глубокими бороздами и извилинами. Казалось нарисовавшееся тело, изнутри едва подсвечивают сами морщинки, ложбинки, пролегшие по всей поверхности, особенно густо пуская насыщенный алый цвет в местах стыка извилин.
Лишь немного погодя я понял, что вижу перед собой подобный мне мозг, точно разгоревшийся в яркости маяк, противоположный моим голубым огням-нейронам. И тотчас испытал острую боль, потому как резко вошел, вплыл в само полотнище связей, зараз дернув ногами, руками и ощутив зябь боли в позвоночнике. А после тянущее состояние в голове, которое вроде повлекло за собой веки. Так, что открыв их, я увидел над собой далекую синь небосвода, прикрытую слева кривой ветвью дерева, на которой росли продолговато-заостренные листочки, снизу смотрящиеся тускло-зелеными.
Это было высокое дерево с округлой кроной и свисающими вниз тонкими ветвями. Кору ствола вишнево-коричневую покрывало множество неровных трещин, а сама она растрескалась на толстые пластинки. Всем своим видом дерево напоминало березу, так любимую и почитаемую жителями моей страны. Лишь необычный цвет его ствола да местами черные трещины указывали на какой-то незнакомый мне сорт, а может даже и сам вид.
Легкий ветерок, едва коснувшись зеленых, гладких листочков, секундой спустя огладил мое лицо, кинув на щеку плоский, длинный лист притаившегося возле головы куста