target="_blank" rel="nofollow" href="#note13" type="note">13. Рассказ – из Колымских, «Надгробное слово»:
«…Все умерли… Умер Носька Рутин. Он работал в паре со мной. Умер экономист Семен Алексеевич Шейнин, напарник мой, добрый человек. Он долго не понимал, что делают с нами, но в конце понял и стал спокойно ждать смерти… Умер Дерфель, французский коммунист, член Коминтерна. Это был маленький, слабый человек… Побои уже входили тогда в моду, и однажды бригадир его ударил, ударил просто кулаком, для порядка, так сказать, но Дерфель упал и не поднялся…»
Нет, не могу – дальше… И чтобы успокоиться, начинаю пристально всматриваться в то, что рядом: а листья-то у березы совсем еще весенние… дожди идут часто… и травка, словно в мае… ласковая… тишина, муравьишки хлопочут рядом. А какой удивительной музыкой шелестят березы!.. Но тут вижу: Мурачев идет ко мне, наш студийный художник! Не-хо-чу!.. Нет, подошел, и, конечно, опять начал о своей очередной голодовке: он так хорошо прочистил желудок, и теперь вот осталось только прочистить мозги. Смотрю на него, слушаю, а у самой:
«…умер Семен Алексеевич, добрый человек… Умер Дерфель, француз…»
А Мурачев говорит и говорит. Долго, взахлеб! Но я смотрю на его пеструю майку и почти не слышу его потому, что давно поняла: ему нужен только слушатель, а не собеседник, пусть говорит…
– А вчера… слышь?.. – замечая мое отсутствие, заглядывает в глаза, – Случилось со мной ЧП: Наташка угостила меня семечками, а я взял и слузгнул парочку… слышь? – расхохотался. – И тут вспомнил: ба-атюшки, что ж я сделал?! Ну, быстро поехал домой, промыл желудок… слышь?.. а в кровь-то уже питание поступило? – трагически выкатывает глаза. – И пришлось начинать голодать с самого начала.
Открываю журнал и все же решаюсь его прервать:
– Кстати, о голодных. Вот, послушай:
«…самое страшное в голодных людях – это их поведение. Все, как у здоровых, и все же это – уже полусумасшедшие. Голодные всегда яростно отстаивают справедливость. Они – вечные спорщики, отчаянные драчуны. Голодные вечно дерутся. Кто покороче, пониже, норовит дать подножку, сбить с ног противника. Кто повыше – навалиться и прижать врага своей тяжестью, а потом царапать, бить, кусать его…»
Мурачев стоит, слушает. Потом интересуется, что я читаю. Говорю. Кивает головой, как бы оценивая, а потом снова начинает объяснять: почему голод так полезен для организма.
О-о!
Такого никогда не показывали по ЦТ: на партконференции обсуждали каждого члена ЦК, прежде чем избрать. Вот так… И еще: теперь не глушат радиостанции из-за рубежа. Замолчали монстры!
И это – чудо! Молодец, Михаил Сергеевич!
Нет, не приняли статью Платона даже в центральной прессе, сославшись на то, что, мол, случай частный. Да, конечно, «частный». Обкомовские дачи есть только у нас, а не по всему Союзу!
Видать, в Москве еще далеко не все издания чувствуют себя свободными.
Сегодня у нас заключительное политзанятие и весь год вел их мой непосредственный