в жертву своего мужа, Таммуза.
Да, мне знакомы легенды греков и вавилонян, как и многое другое. Брат Кальво держал в монастыре не только рабов, но и богатую библиотеку, и, будучи человеком щедрым, позволял одному имуществу получать пользу от другого.
О, этот запах книг! Мускус и амбра кожаных переплетов, горечь чернил. Я полюбила их с первой минуты. Как же хохотал брат Кальво, увидев, что я пытаюсь слушать книги, прикладывая открытые страницы к ушам. Я думала, страницы каким-то волшебным образом говорят сами, что слова исходят не из уст читателя.
Он смеялся. Но все же учил меня читать. По воскресеньям после обеда. Душа так же нуждается в пище, как и тело, говорил он.
Интересно, какой окажется цена моего побега. Да, я отдала драгоценный камень, но он никогда не был моим, этого явно недостаточно. Когда с меня потребуют платы?
Вот уже почти неделю я нахожусь на английском корабле. Неделя минула с тех пор, как я оставила «Какафуэго» и стоящего на юте дона Франсиско, что хватал ртом воздух, как вытащенный из воды сом; толпа матросов толкала его из стороны в сторону, пока он пытался разглядеть причину своих бед.
Гаспар кричал:
– Она ускользнула, как угорь!
А плотник Алонсо смеялся:
– С твоим богатством в кулаке!
Англичане также встретили меня насмешками, когда я поднималась на борт, крепко держась за руку Диего. Генерал шел впереди, чтобы сорвать аплодисменты за одержанную победу.
– Смотрите! – триумфально заявил он, присвоив мою шутку. – Вот добыча с «Какаплаты»!
Матросы забирались повыше, хватаясь за снасти, становились на планширы и реи, чтобы ничего не упустить из виду, улюлюкали и ревели от радости.
– О боже! – орали они, завидев Паскуаля. – Генерал взял нового лоцмана!
– Он меняет их, как лошадей на перегонах!
За спиной Паскуаля они заметили меня, хотя я пыталась сжаться, чтобы стать как можно незаметнее.
– А что у вас там, генерал? Ладная телка! Прекрасный приз!
– Сто лет как мы не пробовали свежего мяса!
Я для них вещь, добыча, которую они украли. Наравне с серебром, зерном, морскими картами и всем остальным, что они отобрали у испанцев. Хотя, по правде, я сама себя выкрала. Невеликое утешение, когда со всех сторон ко мне тянут руки. Так же, как на «Какафуэго» и манильских галеонах, – на всех кораблях, на которых я плавала, – меня больно дергают за волосы, шлепают по спине, щиплют за зад, лапают, хватают за юбки.
Сердце бьется так, словно готово вырваться из груди. Выходя из каюты дона Франсиско, я сообразила прихватить с собой мантилью и накинула ее на плечи, чтобы прикрыться. У меня нет ничего, кроме надетой на мне одежды да пустого кошеля, все еще спрятанного за поясом юбки.
Один англичанин стоит особняком. Высокий мужчина, одетый в черное. Он смотрит на меня свысока; длинноносый, с сжатым в тонкую линию ртом, с побелевшими бескровными губами. Больше всего он напоминает сердитую ворону. Когда я прохожу мимо, он с яростью встречает мой взгляд, затем разворачивается