когда она вновь появилась. Зайдя, она сразу устало опустилась на стул.
– Что!? – спросил я тревожно и с надеждой.
– Не знаю, – ответила она слабым голосом.– Не знаю.
– Не легче?
– Как сказать!!!
Она замолчала, прервав фразу.
– Говорите! – не выдержал я.
– Конечно, я могу пожертвовать собой, но неужели вы согласитесь на это?
Мы надолго замолчали. Маша неотрывно смотрела в окно. Лунный свет проникал в комнату. Глаза ее были сухи, ресницы не вздрагивали. Было такое ощущение, что где-то рядом пронесли покойника. Я вдруг почувствовал себя разбитым. Никаких слов у меня не находилось. Была просто огромная зияющая пустота.
Не зажигая света, я на ощупь нашел клеенчатый пакет с документами и положил в карман. В другой сунул наган. Она все поняла.
– Пойдемте?
– Пойдемте, я вас провожу.
В комнате было темно, а на улице уже ярко светила луна. Маша крепко вцепилась мне в локоть. Она прижималась ко мне всем телом, пока последние домики дачного поселка не скрылись у нас за спиной.
– Вы не обижаетесь на меня?
– За что.
– Ну, все так…
– Глупости.
Мы шли очень медленно. Часть дороги молчали. Каждый думал о своем. Досаждали комары. Я наломал веток – себе и ей. Спустя примерно час, показались строения санатория. Ярко светил, освещая главный вход, фонарь работающий по принципу вольтовой дуги.
– Я не хочу на такой ноте прощаться, – сказала Маша, – спать совершенно не хочется, пойдемте на залив.
– Грустно все.
– В той стороне есть лодочная станция.
Пройдя двести-триста шагов, мы наткнулись на перевернутую лодку. Усевшись поудобней, мы стали смотреть на залив. Легкий ветер играл волнами и отгонял комаров. Почти полная луна, хорошо освещала все вокруг. Ее желтовато-зеленый свет делал все предметы вокруг нереальными. Как будто они возникли из далеких снов.
– Я знала, что вы поймете меня. Спасибо.
– Когда мы шли, я наступил на мертвую чайку, – сказал я.– Это плохо!
– Это суеверия. Вы расскажите мне что-нибудь хорошее, доброе.
Я рассказал ей немного о себе. Она очень внимательно слушала и при этом, старалась в темноте видеть мои глаза. Луна светила так, что ей наверно было что-то видно, я же не видел ничего – кроме ее черного силуэта.
– Вот и все! – сказал я, закончив эпопею своей жизни.
– Нет! Нет! Пожалуйста, еще. Прошу вас.
Я вспомнил далекое детство, увлекся, и мы еще просидели не менее часа. Наконец мы спохватились, что давно пора идти. Как бы ни закрыли спальный корпус. Мы пошли скорым шагом, почти бежали и, тем не менее, опоздали. Я близко не подходил. Маша сходила одна и скоро вернулась.
– Не знаю что делать! Стучать, всех будить. La sortie je ne vois pas. (Выхода не вижу. фр.) Завтра наши кумушки будут обсуждать это как главную новость? – сказала она в расстроенных чувствах.
Меня эта новость напротив настроила