лет машины приходят и превращают в пыль человечество и тебя! Вечные муки моего народа не должны быть напрасны, думал я, когда шёл с вами. Ибо всякий раз после великой победы шло великое поражение! Однажды весы склонятся не в нашу пользу и мы будем уничтожены. Не хочу, чтобы новое тысячелетие оказалось для нас последним. Поэтому я буду до последней капли крови стоять во время войны…
Борг отошёл в сторону от рассказа и почувствовал странное жжение, словно сердце сжалось до предела. И Эдей устало осматривалась по сторонам вместе с ним, слыша тысячи голосов Эвдемонских бойцов, погибавших в пустынях и джунглях. Детский смех обращался криками львов, треском заклинаний и криком арен. Эфир, вытекающий из барельефов и мифов, заставлял воздух содрогаться.
Вардагар схватился за лицо и скрючился от боли в улыбке, а посмотрев наверх… Увидел конечности, свисающие на верёвках из темноты… Среди них была и голова белокурой короткостриженной женщины, от вида которой Эвдемонец удивился и собрался с силами:
– Какая тяжёлая ноша падает на плечи наших потомков!– онсловно стоял на выступлении перед толпой и распахнул перед ними руки, искрящиеся молниями,– но даже в настолько кровавых условиях, Эвдемония не упускает науки и философии! Позвольте же рассказать вам, что две тысячи лет назад всё было иначе.
Они увидели перед собой вспышками картинки фабрик, в которых перед мониторами сидели люди; руками-манипуляторами, конвейерами и подъёмниками управляли рабочие; а автомобилями рулил человек.
– Чудо рождения! С болью происходит нечто удивительное – всё появляется из ничего, душа вылезает из утробы! Но прежде, чем полноценно выйти на свет, младенцу нужно обрубить пуповину…
И когда вспышки угасли, Анбу и Эдей увидели те же картины… Да только корпусы компьютеров были выпотрошены, конвейеры сломаны, а машины – кучей металлолома.
– У машин было своё младенчество. Они сосуществовали вместе с людьми в мир, служа им верой и правдой. Стальные богатыри с каждым витком становились всё крепче в этой гармонии с собственной матерью!– Маг подсветил шаром огромный барельеф на стене одного из домов.
Когда борг и инженервзглянули на него, то слова и рисунки становились перед взором и проникали внутрь через кожу. Их формы были сложнее того, что Анбу видел ранее, но светящиеся краски здесь не использовались. И всякая форма, стоило её узреть, оживала, усложнялась и обращалась вспышкой в сознании.
Человек в белых шароварах и капюшоне летал и превращал горы в поля, а за его спиной шёл огромный комбайн, чем-то напоминавший дракона. Люди поднимали серпы и мотыги, встречая рассветы покосом полей ржи, уходящих за горизонт.
Вард распахнул руки и разряды молнии проникли в самое сердце. Двери разума распахнулись: их тела стягивались внутрь разворачивающейся картины.
– Подобно волнению матери, творцы боялись будущего своих созданий, ибо не знали, что создают. Машины и технический прогресс причиняли им дикую боль… Это было подобно