встал позади меня, и его тень упала на мою.
Приготовясь бежать, я повернулась.
– Мами печет хлеб, пойду проверю, не нужна ли ей помощь. Хлеб из маниоки – ему так трудно придать форму, а потом еще нужно подсушить, перед тем как печь.
– Это просто буря. Не бойся. – Он коснулся моего плеча.
У Николаса были такие же глаза, как у па, только зеленее и без добрых морщинок. Брат начал отращивать усы. Чтобы казаться старше? Умнее?
Я хотела спросить почему – почему он меня ненавидит. Из-за того, что па уделяет нам немного внимания?
– Мне надо… Дай, Николас?
Он жестом пригласил меня в дом, но нужно было протиснуться мимо него.
Брат оказался слишком близко.
– Принеси чай в кабинет отца, Долли. Может, пока будешь меня обслуживать, расскажешь, куда исчезаешь.
Я кивнула, затаила дыхание и шмыгнула в дверь, стараясь сделаться как можно тоньше. Но кожей руки я ощутила ткань его рукава. Не жесткую, не из нанки[20] или грубого хлопка, а роскошную, гладкую. Такие ткани привозили из-за моря.
Никогда я не завидовала брату, но эта ткань растревожила мою душу. У него был целый мир, а у меня – только подстилка.
– Чай. Попрошу, чтобы его приготовили, Николас.
– Спасибо.
Он говорил отрывисто, даже вроде бы ласково, но взгляд был другим, и тревога, что закралась мне в сердце, не стихала.
Зайдя в дом, я помчалась по выбеленному коридору прямо в кухню с оливково-зелеными стенами. В центре, за большим столом, собрались моя сестра и еще пять женщин, они чистили и резали овощи, месили тесто для хлеба. В воздухе разливался аромат жареного мяса. Козье рагу[21].
Тут же проснулся голод, я отмахнулась от него и велела новенькой служанке отнести чай в кабинет отца. Она всегда улыбалась моему па и обрадовалась такой возможности.
Я не хотела оказаться рядом с Николасом и возобновлять вражду, не хотела встречаться с па. Он вернулся с новыми отговорками о том, почему у него нет денег на наши вольные.
– Мами, я возьму вилку с длинной ручкой и помогу переворачивать хлеб.
– Не спеши. Снаружи слишком влажно, он не просохнет как следует.
Она улыбнулась одной из своих редких улыбок, словно давая мне разрешение удрать. Так я и поступила. Выскочила через черный ход и драпанула.
Деревья гнулись и качались на ветру. У некоторых хижин хлопали покрывающие крышу листья, но не рвались, как во время урагана. Я ускорила бег и добралась до хлопкового дерева у изгороди Келлсов. Я ощупывала узловатый белый ствол и выискивала в толстых корнях и тяжелых ветвях дерева с призраками дух Обеа.
Здесь мог кто-нибудь скрываться – миссис Бен, например, ведь дерево простирало ветви над ее старой хижиной.
Оштукатуренные стены лачуги заново побелили. Следы пожара после мятежа шестьдесят первого года исчезли. Должно быть, Келлсы готовили плантацию на продажу.
Порыв ветра взметнул мою оранжевую юбку, и та обвилась вокруг ног, будто взъерошенные перья испуганной иволги.
Дождь припустил сильнее.
Хижина Бенов с виду казалась сухой и мирной, я побежала к двери