еси, люди добрые! Обождите малость. К нам гость далёкий пожаловал, надобно с ним потолковать.
К счастью, возмущённых выкриков или возражений Пересвет не услышал. Все с пониманием отнеслись к просьбе знахаря. Видимо, уважали его тут не меньше, чем старейшину. Низко им поклонившись, Благиня вернулся в избу и закрыл за собой дверь. Он прошёл вдоль комнаты, подбросил в очаг дровишек, и огнивом его разжёг.
– Путь начерчу. Не оброни.
С этими словами травник достал из мешка, лежавшего у столика, кусок бересты и заострённый с одного конца стальной стержень. Он сел на колени перед столом и принялся тщательно что-то выцарапывать на берёзовой коре. Пересвет за ним внимательно наблюдал, стараясь не вмешиваться.
Когда последняя закорючка была выведена, Благиня вернул писало в мешок и с гордостью взял так называемую карту в руки.
– Принимай работу, запределец! Верстал на совесть, бери, изучай.
Он торжественно вручил бересту гостю и осклабился. Пересвет глянул на самодельную карту: плавные линии, прямые, какие-то слова на незнакомом ему языке. Непонятно ровным счётом ничего. Увидев замешательство на лице гостя, Благиня пояснил:
– Буквицы не для тебя. Ежели спросить кого удумаешь – вона прохожие-то и перетолмачат.
– Ага, понял. Спасибо, пойду к Ведомиру, совета спрошу.
– Ступай. И молви ему, пущай ко мне заходит не раз в седмицу. На отшибе-то я живу, а мнится, что он.
– Передам! До встречи.
– Чаю, свидимся есчё, парень. Прес тебе куделе!
В ответ на доброту знахаря Пересвет низко и неуклюже ему поклонился. Травник звучно рассмеялся, но напоследок снисходительно ему кивнул. Гость покинул покосившиеся стены избы под любопытные взгляды бледных, как береста, мужчин, и перешёптывания красных (уже не от ветрянки) девушек. Он затылком ощущал их сверлящие спину взгляды. Оборачиваться не стал, говорить с ними не о чем; они к Благине пришли, лечиться, а не с чужаками лясы точить.
Любозень показалась довольно приветливым местом. Щебетание птиц, свежий лёгкий ветерок и теплые лучи солнца на коже снова окунули Пересвета в детские годы. Здесь, в далёком прошлом, он чаще вспоминал о родной деревне, чем о городе. А что там, собственно, вспоминать? Туманная серая хмарь без сна и отдыха. «У бабули давно не был…Она после смерти деда совсем раскисла», – думал он, шагая по дороге. Ему стало нестерпимо горько. Обещал приехать, а сам застрял там, где чёртово копыто не ступало. Встряхнул головой, чтобы отогнать невесёлые мысли, и прилизал ладонью жёсткие локоны. Из дворов слышались разные звуки: треск разрубаемых дров, звон стали, как при ближнем бое на мечах, стук молота о наковальню, ржание лошадей и галдёж баб, несущих пустые вёдра за частокол. Громко смеясь, за ними бежали дети, и так и норовили спрятаться за мамкиной юбкой, чтобы поглумиться над друзьями. Они высовывали языки и показывали друг другу рожки. На верхушке объёмистой берёзы, у одного из домов, сидели два паренька. Они с задором пуляли из рогатки кусочки углей в кучку девчонок, что шептались на лавочке. Хотели