приложение для автоматических реакций и перешла к новостям. Появился ролик о паре, застреленной угонщиками машин в Украине, с приложенным опросом: “Вы хотите видеть больше подобных сюжетов?”
– О, смотри! – обернулась к ней Винни и показала на одно из окошек на экране своего компьютера. На фоне череды американских флагов что-то говорил привлекательный мужчина. – Ты его смотришь? Том Голета.
Дилейни и в самом деле следила за этим человеком последние месяцы. Голета баллотировался в президенты и представлял – насколько это вообще возможно – экзистенциальную угрозу для “Вместе”. Говорили, что скоро он должен посетить кампус.
– Он очень серьезно настроен, – сказала Винни, отправляя на конвейер коробку с фарфоровым сервизом. – Не могу понять, зачем Мэй его пригласила. Разве это разумно?
Жизненный путь Тома Голеты складывался так, словно главной его целью было стать непримиримым врагом “Вместе”. Поначалу судебный адвокат, потом – юридический консультант, потом – заместитель главы Федеральной комиссии по связи, дальше – член антитрастового комитета, который разоблачил сговор между шестью последними мастодонтами нефтяной отрасли. Он баллотировался в сенат, не имея никакого опыта предвыборной борьбы, и победил с перевесом в восемь пунктов престарелого республиканца, который опозорился, не сумев выговорить “киноа”.
Голета был одним из тех очень немногих политиков, что отказывались от Прозрачности. Вот уже десять лет Прозрачность стала нормой, хотели того избиратели или нет. Трансляция каждого дня, всех совещаний, слушаний и мероприятий кампании кандидата говорила о его открытости: “Мне нечего стыдиться, смотрите на меня!” Лишь небольшая горстка политических и общественных лидеров – преимущественно крестоносцы антицифрового движения – оставалась в тени. Голета настаивал на том, что он вовсе никакой не крестоносец и что его постоянные намеки на монопольный характер “Вместе” – вовсе не поход против нее. Но когда он решил баллотироваться в президенты, именно “Вместе” стала его главной мишенью, и атаки Голеты, пусть не слишком яростные, работали на публику и на ура принимались в городах, где жителей упорно не желали брать на работу в огромные информационные центры, которые росли как грибы и очень ловко, почти мистически, уходили от налогов.
Дилейни вытянула шею, чтобы лучше видеть экран Винни. В двух окошках из самых мирных и спокойных мест западного полушария махали родители Голеты – отец из Белиза, мать из Дэвенпорта, штат Айова. Сам Голета выглядел очень расслабленным. Он как будто никогда не нервничал, никогда не пытался произвести впечатление. У него был волевой подбородок и внимательный взгляд. Он любил выхватывать в толпе человека, который явно жаждал слиться со своим лидером, и смотрел ему в глаза несколько секунд, которые счастливчик не забудет уже никогда. Сейчас Том Голета стоял перед сотней молодых избирателей во дворе новенького здания Антиохийского колледжа.
– Моя семья живет в США с 1847 года. Мой прапрапрадед, белый человек,