держите это разбойничье оружие для того, чтобы охранять хозяина? Уж не он ли вам его подарил?
– Он нарочно приехал из Парижа, чтобы мне его поднести, – ответил Мишю.
– А что ни говорите, люди много кое-чего болтают на его счет: одни уверяют, будто он попал в немилость и уходит на покой, другие, будто он сам хочет тут во всем разобраться. А в самом деле – почему он пожаловал без предупреждения, совсем как первый консул? Вы-то знали, что он едет?
– Я с ним не так близок, чтобы он поверял мне свои планы.
– Значит, вы его еще не видели?
– Я узнал о его приезде, только когда вернулся из леса, – ответил Мишю, снова заряжая ружье.
– Он послал в Арси за господином Гревеном; верно, собираются что-нибудь натрибунить…
Мален в свое время был трибуном[10].
– Если вы едете в сторону Сен-Синя, – сказал Мишю Виолету, – подвезите меня, мне как раз туда.
Виолет был слишком труслив, чтобы посадить позади себя такого силача, как Мишю; он мигом пришпорил лошадь. Иуда Арсийский вскинул ружье на плечо и помчался к аллее.
– На кого это Мишю сердится? – обратилась Марта к матери.
– С тех пор как он узнал о приезде господина Малена, он сам не свой, – ответила та. – Но становится сыро, пойдем домой.
Когда женщины уселись возле очага, они услышали лай Куро.
– А вот и Мишю! – воскликнула Марта.
Действительно, Мишю поднимался по лестнице; встревоженная Марта пошла вслед за ним в их спальню.
– Посмотри: никого нет? – взволнованно обратился он к жене.
– Никого, – ответила она. – Марианна на лугу с коровой, а Гоше…
– Где же Гоше? – переспросил он.
– Не знаю.
– Я перестал доверять этому негоднику; поднимись на чердак, осмотри его, поищи мальчишку во всех закоулках, во всем доме.
Марта вышла; вернувшись, она застала Мишю на коленях; он молился.
– Что с тобою? – спросила она в испуге.
Управляющий обнял жену за талию, привлек ее к себе, поцеловал в лоб и взволнованно сказал:
– Если мы с тобою больше не увидимся, знай, милая моя женушка, что я очень любил тебя. Следуй в точности всем моим распоряжениям, которые ты найдешь в оставленном мною письме; оно зарыто под лиственницей, вон там, возле тех деревьев, – сказал он, помолчав, и указал на дерево. – Письмо в жестяной банке. Откопай его только после моей смерти. И – что бы ни случилось, как бы люди ни были несправедливы – верь, что моя рука послужила делу правосудия божия.
Марта постепенно бледнела и стала наконец белее полотна; она пристально взглянула на мужа, глаза ее расширились от ужаса; ей хотелось заговорить, но горло у нее пересохло. Привязав к ножке кровати Куро, который завыл, как воют собаки, когда почуют беду, Мишю исчез словно призрак.
Гнев