с того дня, как девушка обрезала волосы. Она думала, что он будет молчать до тех пор, пока они не доберутся до Нормандии, но однажды вечером Рунольфр вошел в трюм. Он махнул рукой, приказывая Ингунн выйти. Руне хотелось удержать ее, ведь она уже знала, что Ингунн панически боится мужчин, и больше всех – Тира. Но прежде чем она успела что-то сказать, Ингунн выполнила приказ Рунольфра.
Отец тяжело опустился рядом с Руной. За время плаванья она не только не разговаривала с ним, но и не смотрела на него. Но тут, в трюме, деваться было некуда, и она невольно окинула Рунольфра взглядом. У него немного отросла борода, да и волосы на затылке стали длиннее. Они пропитались солью и топорщились, как и ее черные кудри. Кожаная накидка липла к рукам, губы потрескались, лицо обветрилось, покраснело. Синеватые прожилки на носу свидетельствовали о том, что в последние дни отец много пил – да и сейчас он был нетрезв.
– Вот! – воскликнул Рунольфр, швыряя под ноги дочери бурдюк с вином.
Вино забулькало – бурдюк покачивался, повинуясь движению волн. Красные капли, выступившие на нем, напоминали кровь.
– Выпей, девочка моя! Это пойдет тебе на пользу! – Рунольфр поднял руки, словно пытаясь показать Руне, что силком вольет в нее вино, если она откажется.
Только тогда Руна заговорила с ним.
– Ты хочешь ударить меня? – холодно спросила она. – Так, как ударил бабушку? Может, ты и меня хочешь убить?
Рунольфр опустил руки и закрыл глаза, словно силы покинули его. Казалось, что рядом с ней сидит не живой человек из плоти и крови, а обмякший бурдюк с вином.
– Ты же моя Руна, дочь Эзы. Разве я мог бы причинить тебе вред? – в его голосе звучало отчаяние.
Руна сумела подавить в себе сочувствие к нему, но в этот момент в ее сознании вспыхнуло воспоминание.
Она совсем маленькая, сидит на коленях отца, треплет его бороду, густую, мягкую. Она слышит его голос, радостный, сильный голос. И пение мамы. Да, потом с ней возилась бабушка, но в первые годы жизни это делала Эза. Мама рассказывала Руне истории о богах и героях. Это было так давно…
– Я мечтаю о том, чтобы у тебя была хорошая жизнь, – пробормотал Рунольфр.
– Тогда отвези меня обратно. – Руна хотела, чтобы в ее голосе слышалась решимость, но ее слова прозвучали скорее как мольба.
– Уже слишком поздно, Руна. Да и пойми наконец, там, на севере королевства франков, ждет нас наше будущее.
– Это не мое будущее! – выпалила она.
Руна хотела сказать что-то еще, но поняла, что упрямством она ничего не добьется. Поняла она и то, что и злость ее, и горечь испарились. Девушка придвинулась к отцу и опустила узенькую ладонь на его ручищу.
– Пожалуйста, отец. – Руна заглянула ему в глаза. – Если тебе не все равно, что со мной будет, верни меня на родину!
Рунольфр беспомощно уставился на дочь. Он поник, безвольно опустив плечи,