– это свинец, тяжесть в моих легких, невидимая, но неумолимая. Когда я встряхиваю головой, чтобы сосредоточиться, насколько это возможно в моем изнеможении, чувство вины не уходит – оно отступает, но ждет, как и горе, терпеливо наблюдая. Оба знают, что в конце концов одолеют меня. Оба знают, что под их властью я почти уничтожена. Они не торопятся.
Я заглушаю приступ тошноты, в голове проносятся образы, гротескное преображение людей, которых я любила, в трупы. Хэксэн-егери работали тщательно, я не смогла найти следов других спасшихся.
Но кто-то же еще должен был спастись. Верно? И если так, они отправились бы в Черный Лес. Моя тетя. Мои кузины. Кто-нибудь из малышей. С того момента, как научились говорить, они знали: «Если придут охотники и в Бирэсборне больше не будет безопасно, идите в Черный Лес. Идите к лесному народу. Они примут вас».
Но Лизель не сбежала.
Мой затуманенный взгляд скользит по просветам между кронами деревьев, в которых виднеется небо, я устала, и у меня все болит. Но надо продолжать идти, продолжать…
Я представляю, как моя кузина дрожит в холодной темной клетке, как ее маленькое тело сотрясается от рыданий, пока она ожидает суда в Трире.
Еще один шаг. Еще один. Все тело болит, скованное зимним холодом, но эта боль глубже, чем поверхностный дискомфорт, мои мышцы сводит так, что с каждым ударом сердца приходит напоминание, что я жива.
Пепел у меня в легких – но я жива, я прошла через дым.
Порезы на пальцах и руках – но я жива, я прорыла себе путь из подвала. Песок в моих глазах – но я жива, я выплакала все слезы, пока горела моя мать.
Жива. Жива.
Слово звучит как насмешка, но я продолжаю идти.
Сколько дней прошло с тех пор, как я покинула Бирэсборн? В животе урчит, и я достаю из кожаной сумки один из найденных клубней. Он хрустящий и безвкусный, но заглушает голод. Это становится небольшой поддержкой среди непрекращающейся бури.
Уже далеко за полночь, какой бы день это ни был. В преддверии зимы зелень леса редеет, но ее достаточно, чтобы не пропускать даже лучик лунного света. Воздух свежий, с примесью влаги после недавнего дождя, который застыл на моем плаще заиндевелыми капельками. В каждом вдохе ощущается влажность, которая говорит о приближении снега, гниющих растениях и плотной, напитанной водой земле.
Я пробираюсь сквозь чащу, полагаясь на ощущения и звуки. Кругом непроглядная тьма, так что я бы и не узнала, если бы за мной кто-то следовал, не так ли?
Нет. Я лишь пугаю себя – если бы за мной следовали, это были бы хэксэн-егери, и они набросились бы на меня, когда я крала эту одежду. Темнота играет с моим разумом злую шутку.
И усталость. Боль начинает усиливаться. Хватит думать. Хватит жаловаться. Надо просто иди.
Я смотрю на небо, чтобы определить направление, но звезд не вижу. Повсюду только темнота. Я все еще иду на юг? Сердце бешено колотится, и меня охватывает паника.
– Лесной народ, сила трав и чар, – напеваю я колыбельную, делая следующий шаг. Голос звучит непривычно грубо. – Не дайте добрым детишкам увидеть