пытался что-то возразить, но его слова до меня не доходили. Ничего не соображая под воздействием винных паров, я столкнул его с козел мощным ударом кулака.
– Тебе что, неохота нас отвезти? Тебе же хуже, мы сами доедем! – заорал я, схватив вожжи. – Поехали, ребята!
Десяток или дюжина пьянчужек бросились к карете, словно пираты, берущие судно на абордаж, и я щелкнул кнутом. Кони вздыбились и понеслись вперед. Меня все это очень забавляло, и я решительно не понимал, почему это вдруг мои товарищи испуганно завопили:
– Стой, Марти, стой!
Я обернулся: мои приятели отчего-то не залезали внутрь кареты, а падали на мостовую. Повозка неслась со скоростью метеорита, и поэтому они разлетались в стороны, словно камни из пращи. «Неужели они так напились, что не могут даже удержаться в карете?» – спросил я себя. Но загадки на этом не кончались: нас преследовала разъяренная толпа. «А этим идиотам чем я насолил?» – недоумевал я.
На оба вопроса был один и тот же ответ. Мои приятели не могли сесть в карету, потому что это был не обычный экипаж, а кузов, по бокам которого не было дверей. Как у всех катафалков. Я просто спутал его с обычной каретой. Что же касается наших преследователей, то это были родственники усопшего. И, судя по их визгу, они были очень сердиты. Мне не пришло в голову ничего лучшего, как продолжить бегство. Все равно иного выхода у меня не было, потому что лошади обезумели, а я не имел ни малейшего понятия, как их сдержать, и только лихорадочно дергал поводья, отчего несчастные животные неслись еще быстрее. Увидев искры, летевшие из-под колес на поворотах, я немедленно протрезвел; и тут на бешеной скорости мы вылетели на площадь прямо напротив самого известного в Лионе, да и во всей Франции, магазина стеклянных изделий. В предрассветный час кони, наверное, не увидели стекла огромной витрины и решили, что это проем арки.
Удар вышел знатный. Лошади, катафалк, гроб, мертвец и я промчались через стекло и разлетелись по всему магазину. Когда камень пробивает оконное стекло, оно издает очень странный звук. Двадцать тысяч стаканов, ламп, бутылок, зеркал, бокалов и графинов, которые разбиваются одновременно, – тоже. До сих пор не понимаю, как мне удалось остаться целым и более или менее невредимым.
Стоя на четвереньках, я созерцал картину разрушения. Из-за угла на площадь уже выбегала разъяренная толпа моих преследователей. Дверцы на торце катафалка были открыты. Крышка гроба, лежавшего на полу, откинута. Покойника внутри, к моему удивлению, я не обнаружил: куда это он запропастился? Впрочем, предаваться размышлениям на эту тему времени у меня не было. От удара я не вполне соображал, что делаю, и поэтому мне не пришло в голову ничего лучшего, как спрятаться в гробу и закрыть крышку.
Голова моя раскалывалась от боли. Мы напились в дым, блуждая всю ночь по кабакам, и в одном из них подрались со школярами из пансиона доминиканцев; их наставники были еще набожнее, чем наши кармелиты. Добавьте к этому бешеную гонку и разбитый о стекло