уваженья не имею… К ней, костлявой, я очинно уважительно отношусь. Только нету тут никакой смертушки, – баба Нюра быстро перекрестилась. – Тута другое совсем.
– А что тут может быть другое? Нырнул человек и…
– С парамира она, Инга-то! – перебила меня хозяйка. – Туды и ходит всё… Второе уж лето ходит, сердешная.
– Откуда? – закашлялся я. – Из Памира?
– Да не с Памира никакого, а с парамира, что ль… – Баба Нюра нахмурилась, вспоминая. – С парального, что ль… Или с парного какого… Что ни есть! – Она махнула рукой. – С ненашего.
– Из параллельного, может? – хмыкнул я.
– Так и есть, – заулыбалась хозяйка. – С параллельного мира. Так Ингушка и говорила.
– Но это же глупости! – засмеялся я, забыв даже на миг о трагедии.
– Мы, может, и не шибко образованные, – обиделась баба Нюра, – но не глупее городских. И Ингу год уже как знаем. И если не поняли чего, то видели, как она прошлым летом нагишом в деревню прибежала, а потом каждый день в омут бросалась. Поперву тоже считали, что девка ошалела, убиться задумала. А она не топиться бегала, а домой попасть хотела.
– И что? Она вам сказала, что попала сюда из параллельного мира? – Я перестал улыбаться.
– Так и сказала, – кивнула хозяйка. – Омут-то наш давно Нечистым кличут, много народу в нем сгинуло, а чтобы оттуда к нам – такого не было. Только Ингушка нам рассказала, что в омуте том то ли дверь какая на дне, то ли лаз, а ведет в другой мир, паральный этот. И она оттуда пришла, а назад попасть теперь не может.
– А где же она пропадает тогда?
– А это ты у ней сам спроси, – сказала баба Нюра, доставая кринку с молоком и ставя ее передо мной. – Она хоть девка-то и славная, а Нечистый омут – он и есть нечистый! Мне не шибко интересно, что в преисподней творится, прости, господи! – Хозяйка широко, с чувством, перекрестилась. – Только я так думаю, – баба Нюра понизила голос, почти зашептала, – что Инга по ошибке к грешникам попала, а когда разобрались – ее и выпустили, дали еще пожить.
– Чего ж она тогда назад, на сковородку, рвется? – не удержался я от иронии.
– То мне не ведомо, – снова обиделась хозяйка. – Поди, у нее и спроси!
И все-таки я хозяйке не поверил. Подкрепившись кашей, – действительно, удивительно вкусной – выпив молока, – настоящего, коровьего, не какого-нибудь суррогата из пакетов – я снова отправился к речке. Во-первых, нужно было забрать удочку и шлепанцы, а во-вторых…
В общем, когда я успокоился и, поев, стал соображать лучше, то подумал вот о чем: меня просто разыграли! Положим, «утопленница» меня разыгрывать не собиралась. Но, когда полезла купаться нагишом, меня сразу действительно не заметила. А когда заметила – гордость не позволила убежать. Поэтому она виду не подала, а просто нырнула, подплыла под водой к камышам и отсиделась в них, пока я не ушел. А пастух с бабой Нюрой хорошо знают односельчанку – знают, что плавает она прекрасно и утонуть в обмелевшей речке – пусть даже