запах и улыбнулся.
– А ну их всех к лешему. У меня после таких баталий возникает чувство, что я не ел дня три.
На минуту в доме повисла тишина, нарушаемая звяканьем вилок и ножей о керамику. Едва прожевав, профессор опять пустился в обсуждение передачи, но уже окончательно успокоившись без излишней эксцентричности:
– Нет, ну с каких это пор поиск исторической истины стал считаться антипатриотичным и развращающим дух молодёжи? – Проглотив кусок, и тут же отрезав от котлеты ещё один, он продолжил, не унимаясь: – Представляете? Мне уже после передачи позвонил Саша Быстряков и рассказал много интересного про этого Даргона. Так вот. В своё время, будучи призывником, этот Даргон скрывался от работников военкомата, где бы вы думали? В психиатрической лечебнице имени Кащенко с диагнозом «психопатия со склонностью к сутяжничеству». А в конце восьмидесятых эмигрировал с дочкой и женой в США, где устанавливал кондиционеры, готовил и доставлял пиццу. Вот, видимо, дирекция центрального канала и считает, что только такому человеку, как Даргон и следует доверять воспитание нашего нынешнего общества.
Когда перешли к чаю, Вера Ивановна неожиданно сказала:
– Наш Антон от Ирины ушёл.
Алексей Валерьевич опустил поднятую чашку на стол и внимательно осмотрел Антона, как осматривает доктор пациента.
– Ты это серьёзно?
Антон тут же принял вызов.
– Собственно к тому всё и шло.
– Что всё?
– Не понимаем мы друг друга. Она своей жизнью живёт, а я своей.
– Так обычно говорят в ЗАГСе, когда разводятся.
– А если по-другому, то будет долго и нудно.
Профессор отодвинул от себя чашку с недопитым чаем.
– Спасибо, Вера. Было всё чудесно вкусно. – Переведя взгляд на Антона, скомандовал: – Хватит чаёвничать. Пошли Антон в кабинет. Там и поговорим.
Мужчины поднялись из-за стола, и ещё раз поблагодарив хозяйку за ужин, удалились в кабинет профессора. Антон сразу же уселся в своё любимое огромное кожаное кресло, и погрузился в него как в мягкий кокон невиданного существа. Кресло, словно живое создание, обладало удивительным свойством релаксации и одновременно умело настраивать на предстоящую беседу. Все ненужные мысли тут же исчезали, оставляя свободное место в голове только для конструктивной беседы. Профессор опустился в такое же напротив. Двух близнецов разделял массивный дубовый стол, являясь как бы судьёй в извечных и бесконечных беседах и спорах. Книжные стеллажи, плотно набитые книгами разных времён и народов, как стражи стояли вокруг сакрального места, молчаливо наблюдая за теми, кто в отличие от них мог говорить, издавая при этом звуки разной тональности и частоты. Для них это было завораживающим, волшебным действом. Их ожидание было вознаграждено первой фразой профессора:
– Сукин ты сын, Антон. Семья – это святое. Как так можно? У тебя что, слов не нашлось, что бы как-то сгладить ситуацию, а потом, извинившись,