прекрасная связь с реальностью. Даже слишком. Я переросла детские девиации, если они у меня были.
– Да опять ты мимо, – сказала Ника. – Горе ты мое от ума… Послушай дальше, не спеши. Аля, твоя самоуверенность тебя когда-нибудь погубит. Не думай, что ты все на свете знаешь.
Пришлось прикусить язык. В конце концов, Ника была педагогом. Пусть сейчас и на пенсии, но очень хорошим педагогом.
– Да нет же! – повторила она. – Тебя видели несколько раз случайно в городе с каким-то парнишкой.
Я растерялась. Вот этого вообще не ожидала услышать.
– Вы исчезали, стоило тому, кто заметил, приблизиться к вам, но я думаю, что это был один и тот же мальчик. Старше тебя лет на десять. Говорили, что вы похожи. Лидия Семеновна, наша повариха, которая как-то увидела вас вместе, уверяла, что наверняка родственник.
Ника улыбнулась.
– А я что-то говорила о нем? И почему он встречался со мной как-то… тайно?
– Это мне неведомо. Все попытки прояснить ситуацию не увенчались успехом. А ты говорила «дядя». «Дядя пришел ко мне». «Дядя научил меня красному теплу»…
– Чего?
Я тут же подумала нехорошее. Но так же как точно не была шизофреником, никакой детской сексуальной травмы в себе и в помине не чувствовала. Может, и в самом деле какой-нибудь нашедшийся родственник? Хотя это вообще ничего не проясняло. Дети всех мужчин, которые не их отцы, зовут «дядями».
– Один раз твои карманы оказались набиты подтаявшими шоколадными конфетами, другой – небольшими яблоками, явно из своего сада. Не магазинные.
При слове «яблоки» в подсознании пробился их кисло-сладкий аромат и что-то еще, незнакомое, но очень притягательное. Сладкое, тягучее. Вдруг отчетливо возникло ощущение: я съезжаю с лестницы, вытягиваю ногу в розовом носочке с бомбошкой так, что край сандалика касается той ступеньки, что ниже. Солнце пробивается сквозь уцелевшие части витражных окон и рассеивается кусочками радуги по бетонной крошке пола.
– Эй, – кто-то смеется, – Оля, ты сейчас шлепнешься.
Я всегда думала, что это почти единственное воспоминание из детства связано с Никитой. Но голос… Это был не его голос. И имя. Точно не мое. Или, наоборот, мое изначально?
– Аль, – прервала мой своеобразный транс Ника. – Тебе Никитка ничего странного не приносил в последнее время?
– Ну… – удивилась я и вдруг вспомнила. – Точно! Приволок как-то замызганного игрушечного медведя. У меня создалось четкое ощущение, что он спас его из какого-нибудь бандитского притона. Возможно, его подкидывали в мусорные баки, зашив в пузо прослушку.
– Ты же не выкинула его? – почему-то обеспокоенно спросила Ника.
– Кондратьева? Да, выставила почти сразу.
– Да нет же, медведя, – Нике, судя по всему, было совсем не смешно. – Не выкинула?
– Нет, – сказала я. – Потом погиб Феликс, и я… Как-то забыла о медведе.
– Я не уверена, но думаю, – сказала Ника, о которой я ненадолго забыла, прижимая мобильный щекой к плечу, – эту игрушку тебе подарил тот самый парнишка. «Дядя», к которому