у Степанова после возвращения с фронта, он имел свой гардероб, но, очевидно, посчитал для себя неловким переодеться в домашнее при малознакомом генерале. Да еще при таком генерале. Фамилия Джунковского была известна и ему. Георгиевского креста на груди не было. «И то хорошо», – подумал Степанов. Сегодня решилась судьба еще двух орденов, к которым Суровцев был представлен за год войны. Их действительно попытались прикарманить, воспользовавшись тем, что фамилия офицера наполовину немецкая. Два ранения и контузия не стали подтверждением ни храбрости, ни благонадежности штабс-капитана. Механизм присвоения орденов, которых удостаивались боевые офицеры, Степанов однажды испытал на себе и потому лично связался со штабом Северо-Западного фронта. Телеграмма из Генерального штаба сделала свое дело. Сегодня в опечатанном пакете на свое имя он получил ордена Суровцева. Вручать он будет завтра при всем отделении, а сегодня лишь сообщит об этой новости, как и о том, что Суровцеву присвоено очередное воинское звание – капитан. Но сделает он это только после того, как отчитает за проявленный авантюризм. Хотя, конечно, любопытно, почему офицер предпочел возвращаться в костюме матроса и нелегально. Явись Сергей к капитану любого русского судна и объяви, что он офицер Генерального штаба, никаких сложностей с возвращением не возникло бы. Еще приятное событие ожидало молодого человека. На его имя пришло два письма из Томска от его невесты и еще одно от тетушек, с которыми Степанов имел честь познакомиться во время их визита в столицу. По давно сложившейся в русской армии традиции письма следовало вручить после выполнения боевой задачи. Никогда письма не вручаются перед атакой или перед заступлением в караул. Мало ли что могут написать из дома? Даже невинная фраза, написанная девичьей рукой, может нарушить душевное равновесие воина. И кто-то спокойно воспримет даже неприятное известие, а кто-то будет искать смерти в бою, а то и застрелится в карауле из-за какого-нибудь пустяка. Для солдата нет пустяков, если дело касается его мирной личной жизни. Так что сначала пусть поведает о своем путешествии.
– Так ты у нас из тевтонов оказался? – наполняя очередную рюмку коньяком, обратился Джунковский к Суровцеву.
– Не более чем вы из польских шляхтичей, ваше превосходительство, – ничуть не смутившись, отвечал Мирк.
Степанов посмотрел на уже достаточно захмелевшего Джунковского и понял, что никакого разговора, а тем более отчета офицера, сегодня не будет. Хорошо, что Суровцев сам догадался изложить отчет письменно.
– Молодец, – одобрил Джунковский. Пружина его внутреннего состояния между тем уже чуть сжалась. – Вполне достойный ответ. Ответ русского офицера. Я бы даже сказал, не жидовский ответ, – добавил он и опрокинул рюмку с коньяком в широко открытый рот.
– Владимир Федорович, я же тебя просил, – повысил голос Степанов.
– Хорошо-хорошо, ни слова о жидах. Хотя мне, например, совершенно непонятно, почему ни самим евреям, ни нашим интеллигентам не нравится слово «жид»? Слово «жид» происходит от польского «zit», что значит «еврей».
Хмелел