Август. – Из всех восьмидесяти восьми везучих участников?
«Восемьдесят восемь – число удачи и процветания! – гласят рекламные плакаты игр. – Вы просто обязаны зарегистрироваться до того, как истечет срок, в течение которого у вас еще есть шанс войти в число наших высокочтимых участников состязания!»
– Его величество невероятно горд собой. С именами он разобрался за рекордно короткое время.
Август фыркает. Каса управился так быстро не из-за своей работоспособности. С тех пор как два года назад Август предложил ввести регистрационный взнос, время жеребьевки заметно сократилось. Казалось бы, с ухудшением условий в нынешние времена желающих бросить жребий в надежде на победу должно прибавиться, но жители Сань-Эра все сильнее опасаются, что игры – сплошное мошенничество и что победителя обманом лишат щедрого приза точно так же, как города-близнецы постоянно лишают их любых наград. И они недалеки от истины. Ведь и в этом году Август намудрил с жеребьевкой, чтобы внести в список одно имя.
Поморщившись, он отступает на шаг от балконных перил и старается расслабить шею, сбросить напряжение. Всего на два особых дня в году колизей, раскинувшийся перед его глазами, расчищают и вновь превращают в арену, для чего он и был когда-то построен. Но сегодня он все еще базарная площадь. Тесный, скученный мирок торговцев с едой, брызжущей маслом, мастеров по металлу, лязгающих лезвиями, и техников, занятых починкой громоздких компьютеров для перепродажи. Этими последними в Сань-Эре пользуются до самого последнего издыхания. Иначе не выжить.
– Август.
К его локтю прикоснулись. Удостоив Галипэя взглядом, Август смотрит в его серебристо-стальные глаза. В том, как Галипэй назвал принца по имени, без титула и звания, слышится предостережение. Август не принимает его к сведению, только усмехается. Эта быстрая дрожь губ почти не меняет выражения лица, но Галипэй осекается, застигнутый врасплох откликом, который видит от собеседника нечасто.
Август в точности знает, что делает. На краткий миг переключив внимание Галипэя, он решается на следующий шаг:
– Забери мое тело с балкона.
Галипэй открывает рот, чтобы возразить. От мгновенной растерянности он оправляется быстро:
– Может, все-таки бросишь скакать как…
Но Августа уже нет рядом: он впился взглядом в ребенка, рывком вбросился в него и сразу же открыл свои новые глаза. Ему приходится адаптироваться к изменению роста, на миг он теряет равновесие, а люди вокруг него вздрагивают от неожиданности. Они понимают, что произошло: вспышку при перескоке ни с чем не спутаешь, светящаяся дуга обозначает переход из прежнего тела в новое. Дворец уже давно объявил перескоки вне закона, однако увидеть их до сих пор можно не реже, чем то, как нищий утаскивает рисовую лепешку с прилавка, оставленного без присмотра. Цивилы, то есть простые граждане, уже научились отводить взгляды, особенно замечая вспышки рядом с дворцом.
Они просто