простите за наш спор, – в одночасье раздался хохот на весь зал, в котором Леруа явно были ни к месту.
– Нет – нет, что Вы, для меня большая честь в очередной раз вознести Его Величество, – ответил Мсье Леруа.
– Вы слышали? – начал Барон де Фраузе. – Отцу Жан-Луи Ле Лугра не удалось сохранить контроль над колониями в Великобритании.
– И теперь Хартфорд отправляет нам своих поселенцев, прекратив торговые поставки, – дополнил граф Мюрле.
– Технически, микмаки5 сбежали оттуда в наши колонии на британских островах, – и пока Фраузе смаковал своей видимо только купленной сигарой, Мсье Мюрле решил продолжить за него.
– И теперь Иль-Сен-Жан и Иль-Рояль атакованы беженцами.
– То есть, по-вашему, апатриды6 не имеют право на хлеб и кров? – дерзко возразила Мадемуазель Леруа.
– Сбавьте тон, юная леди, – удивленный выступлением особы, Барон поперхнулся и отодвинул сигару.
– Фривольность не делает Вас краше, совсем наоборот, – отпарировал Фраузе.
– Я прошу прощение за поведение моей дочери, она…
Не дав закончить Мсье Леруа свою пламенную речь, Барон поднял руку, в знак примирения, но все же обратился к Мэриан.
– Такие разговоры могут привести к эскалации, Мадемуазель, – насмешливо напомнил он.
Недолго мешкая под суровым взглядом матери, Мэриан вновь принялась исправлять положение, уже второй раз за этот вечер.
– Прошу меня простить за вольности, которые я себе позволила, и за покой, который успела нарушить, – слегка, склонив голову ответила Мэриан, даже не взглянув на господ.
У Барона была какая-то неясная тяга к прерыванию людей, и если у других господ это легко связать с чувством собственной значимости и возвышенности, то Фраузе попросту не любил пустых речей. Время для него слишком ценный ресурс, который он не любил тратить зря.
– Мадемуазель Леруа, не желаете прогуляться? – вдруг спросил он.
Вопрос Барона застыл в воздухе на какое-то время и удивил не только Мэриан, но и, пожалуй, всех присутствующих гостей. Мадемуазель краем глаза взглянула на мать и робко кивнула Барону в ответ, словно кланяясь, и лишь сверкая своими слегка розоватыми ланитами, обернула свое предплечье через вытянутый к ней рукав камзола.
– С удовольствием, Мсье Фраузе.
Она всегда осознавала, что переходит ту грань, после которой нет свободы. Она также осознавала, что во всех этих разах всегда было немыслимое везение – иначе как объяснить, что она до сих пор пребывает в обществе этих достопочтенных дворянин.
– Я сделаю Вам одолжение, соврав собственной голове, что этого не было, – высказался он. – Но лишь из уважения к Вашему отцу, ведь знаю его с самого детства.
– История повторяется, – напомнила она ему.
– Должно быть Ваша матушка без устали напоминает Вам о потомстве, которое так все хотят видеть от женщин Вашего возраста, – позволил себе высказать Барон.
Барон