выносила нам еду. Эти люди достали из машины сумки, мы с Ванькой сразу сообразили, что надо покрутиться рядом. Много всякой еды они разбросали возле крыльца. Мы, почти не разжевывая, заглатывали вкусные куски, забыли про гостей; они недолго были в избе, вывели нашу хозяйку одетой, посадили в машину. Главный человек обошел машину, попинал колеса, когда садился, то крикнул нам: «Дом сторожите, скоро приеду!». Мы с Ванькой провожали машину с хозяйкой до большой дороги, которая гремела и противно пахла. Никто так и не приехал.
Мир не без добрых людей, и они нас подкармливали. Когда повалил снег, и стало очень холодно, мы с Ванькой решили службу бросить и поискать хозяйку. Так оказались в городе. Здесь выжить проще: людей больше, больше еды. Мы с Ванькой много терпели, пока прижились. Однажды пьяные мужики Ваньку привязали к столбу, тогда мы решили жить подальше от людей. Нашли сытное место – большие зеленые коробки, от них всегда пахло едой. Так вокзал стал нашей новой родиной.
– Пошли!
Я воткнула нос в дверную щель, лапой зацепилась за что—то и дверь открылась. Ванька успел зайти, прежде чем за ним дверь закрылась. Большой зал, совсем мало людей; я побрела к ним.
– Какой швейцар им двери открыл? – Спросил один веселый человек другого.
Из темного коридора вышли тетки, они обошли нас с Ванькой и сели на сиденья ближе к веселым мужикам. Я кивнула головой в сторону теток – направила Ваньку к ним, сама прилегла у сумок мужиков. У меня было правильное выражение морды, потому что они стали рыться в сумках.
– Какой ты большой!
Добрый мужик вытянул из сумки яйцо, отошел в сторону, почистил его и положил на скользкий холодный пол; я подошла, тут же их заглотила. Стало стыдно – забыла про Ваньку. Он к теткам не пошел, как я наказывала, а стоял у большой тяжелой двери и только вертел головой. Хорошо, что друг не заметил мою собачью жадность. Отправилась сама к теткам. Вам скажу: так ударило в нос родиной! Одна из теток дернулась – отодвинулась и сумку переставила. Я прилегла возле ее сумки. Другая тетка порылась в своей, протянула мне кусок чёрного хлеба, я встала, взяла хлеб и понесла Ваньке. Не дошла, остановилась и замерла от командирского окрика хозяйки вокзала.
– Уважаемые, собак не прикармливайте и двери им не открывайте!
Командирша подошла к двери, открыла её, прикрикнула на нас:
– Идите на улицу!
Мы с Ванькой вышли. Он дрожал от голода, а может от грозного окрика командирши, в его глазах блеснули слезинки. Я положила кусок черного хлеба перед Ванькой. Как оправдаться перед другом? Скоро лето! Может, Ванька, вернемся на родину?»
Эльвира ожидала вопроса: «а дальше…», но Нюша молчала, прижавшись к бабушке, она спала. Обмякшее тельце внучки Эльвира сначала тихонько отстранила от себя и, приподнявшись, осторожно взяла на руки. Навстречу ей из сеней выходила полусонная Александра с ворохом бумаг.
– Мамочка, она спит?
– Да, – шёпотом ответила Эльвира и, отстраняя спиной дочь, с драгоценным грузом