ее слова утонули в поднявшемся шуме.
Девушка растерянно обернулась на Федора, что она не так сказала? Тот развел руками:
– Налог на рациональность мышления, – и тут же гучным голосом перекрыл шум:
– Поднять якорь!
Вечером Федор сел за свои записи и попытался собрать пазл. Но тот выходил слишком запутанным. Алиби было практически у всех в вёске. Середина горячей августовской недели – все при делах, даже лодырь Петровский. Так или иначе, все да кого-то видели.
Мотив был у Анны, но она обедала вместе с Петровским, они оба это подтвердили.
Мотив был у Юры Дудкова, брата покойного Константина, он как раз был один в своей часовне. Федор нахмурился: Юра Дудков был его старинным соперником. Но представить, чтобы добрейшей души священник, который постоянно таскал из лесу больных животных и устраивал в часовне лазарет, мог циничным образом воткнуть в спину человека гарпун, Федор никак не мог. Батюшка скорее поставил бы свечку за упокой за еще живого Ивана, но насилие… нет.
Ни мотива, ни алиби не было у Повитухи. Старая, как эта вёска, ведьма не любила Ивана. Хотя проще сказать, кого она любила. Марию любила те пару лет, что прожила та в вёске. Детей, вечно ошивающихся рядом с ее домом, гоняла и пугала дохлыми крысами, облезлыми чучелами котов да заунывными голосами «духов», доносившихся из умело спрятанных динамиков под крышей. Константина она уважала, признавала за ним слово главного. Ивана… терпела, собачилась с ним по одной ей ведомым поводам. И хоть сильна была еще старуха для гарпуна, ну не ее это. Травы, яды – и никто и никогда не узнал бы, от чего остановилось сердце Ивана.
Мотив был у Руслана. А алиби не было. У Федора сжималось сердце, когда он думал о мальчишке. Где ж они все недосмотрели? Как мог серьезный, добрый парень, вылитый отец, да опуститься до убийства? И почему так… глупо? Федор был уверен: после смерти Константина именно Руслан попытается осудить Ивана, привлечь его к ответственности. Не случилось. Руслан выбрал другое решение. И твердит еще о какой-то чужой тайне. Что же ты задумал, парень?..
Мать стала совсем невыносимой. Руслан даже подумывал о том, чтобы забраться в какую-нибудь каморку и там переждать это наводнение. Останавливала только забота о сестре: Саша никак не выдержит мать в одиночку.
Анна была в плохом настроении перманентно. Еда, которую готовила на камбузе Лика, удостаивалась самых нелестных эпитетов, стены каюты давили, дети ее раздражали. И только Петровский, время от времени захаживавший в каюту, мог унять бесконечный поток ругани и нытья. Руслана это удивляло и злило: мать и раньше дружила с братом больше, чем с сестрой, но последнюю неделю после убийства Ивана они стали не разлей вода: усаживались в дальний угол каюты, выгоняли детей и подолгу о чем-то шушукались.
Руслан не любил дядьку. Был Петровский хитрым и подлым. Вечно разносил сплетни, искал, где бы что выгодно урвать, на ком бы нажиться, кого б обмануть. Руслан опасался за мать: как бы не оказалась она втянута в какую-нибудь историю теперь, когда отца больше нет рядом, чтобы отвадить Петровского