отделанной деревом, выходят два постояльца. Мужчина надевает синюю шапку-бини, а его жена в это время показывает на «Закусочную Кейт». Они проносятся мимо меня, и я успеваю придержать нашу входную дверь, прежде чем она успевает захлопнуться.
Снова дома. Впервые я возвращаюсь без обратного билета на самолет. Я снова здесь и здесь же остаюсь.
Пахнет деревом, блинами и кленовым сиропом. И знакомый запах кожи от потертого длинного дивана в форме буквы L в гостиной у кирпичного камина с потрескивающим огнем. Эти запахи будут ассоциироваться у меня с домом всегда и везде.
Я закрываю дверь. Эта часть комнаты пуста, но я узнаю постояльцев за столами в прилегающей столовой за каменной аркой. Они завтракают, на их лицах – счастье, в их сердцах – мир. Это – особенность нашей гостиницы. Она дарует покой.
Мои шаги приглушает турецкий ковер. Мама не замечает меня, когда я прохожу через арку. Она стоит у буфета и никак не может решить, на какую вязаную подставку с цветочным узором поставить вишневый джем.
– Бери оранжевую, – говорю я и улыбаюсь. – С белой потом пятна не выведешь. Это мы уже проходили.
Мама оборачивается. Банка с джемом стукается о миску с фруктовым салатом, наполняя воздух звоном.
За последние два года ревматизм изменил маму. Когда она принимает кортизон, ее раздувает, а морщины от стресса стали глубже, но не сейчас, сегодня она сияет, и я думаю: «Боже, как она прекрасна, моя мамочка. Какая она красивая».
– Иди ко мне, мышка, – она ставит джем на подставку, конечно же, оранжевую, и прижимает меня к себе. Знакомый аромат розовой воды, смешанный с кленовым сиропом, возвращает меня в детство – как будто мне снова пять лет. Мама ерошит мне волосы, и я крепко ее обнимаю.
– Будешь завтракать?
Я киваю:
– Кофеин. Мне нужен кофеин. И рогалик.
– Я купила твой любимый сливочный сыр. Тот, что с паприкой и шнитт-луком.
– В Провиденсе такого нет, – говорю я, когда мы с мамой садимся за столик у камина, который она накрыла. Это то, что я больше всего люблю дома: треск огня практически повсюду.
– Я побывала во всех супермаркетах. В каждом, мама. Ты знаешь, сколько в городе супермаркетов? Много. И я побывала во всех, как бродячая собака в поисках ливерной колбасы. В какой-то момент меня даже начали узнавать.
Мама наливает кофе в наши кружки с бессмысленными надписями. Разноцветные, с причудливыми принтами. Мы находим их на блошиных рынках и барахолках. Это наше общее хобби. Сегодня мне досталась кружка с надписью «Ты воняешь». Моя любимая.
– Я же просила тебя этого не делать. Род-Айленд – это тебе не Аспен, Ариа. Люди там другие. Они не ценят сливочный сыр так же, как мы.
– Да уж. Не хотелось верить, но это правда.
Тостер выплевывает наши рогалики. Мама пытается встать, но я замечаю боль у нее на лице и опережаю ее.
– Сиди.
Когда я возвращаюсь из буфета, то вижу, как мама со стоном разминает пальцы. Сердце сжимается. Я сажусь и кладу ей на