и возьмись.
– Ах, Пухля. – Печальный друг восстал с дивана и, шлёпая ванзаровскими тапочками, прошествовал к окну.
Императору Наполеону открывались поля Бородино или Ватерлоо, а перед Тухлей белел Юсупов сад. Окна квартиры Ванзарова выходили как раз на каток. Из тёплого дома можно наблюдать за катанием, иллюминацией, и даже звуки оркестра порой долетали.
– Мне надо туда, – сказал Тухля, прожигая взглядом морозный рисунок на стекле.
– Умеешь кататься?
– При чём эти пустяки… Тут вопрос жизни и смерти.
Чего следовало ожидать. Вопрос «жизни и смерти» возникал регулярно: вдобавок к прочим достоинствам Тухля имел слабость влюбляться. Платонически, в прекрасный образ. Зато постоянно и в любую милую барышню. С чем жена Юлия так и не смогла смириться.
– Ты женатый человек, – напомнил бессердечный друг.
Тухля оглянулся, бросив взгляд, полный печали:
– Сердцу не прикажешь… Она невероятная, удивительная, прекрасная.
Все барышни, которым повезло попасться на глаза Тухли, были именно такими. Ванзаров спросил, кто она. Тухля сознался: не знает. Стоя у решётки сада и наблюдая за праздничной ёлкой и чужим счастьем, он заметил девушку, которая каталась в одиночестве. Сердце его было сражено наповал. Горе заключалось в том, что с 6 января не видел её на катке. Сколько ни торчал у садовой решётки.
– Вчера заметил её снова… Мельком, случайно. Даже не вполне уверен, что это она… Издалека разглядел белую шубку… Мне надо увидеть её опять любой ценой, – закончил он признание разбитого сердца.
На катке Тухля имел шанс добавить к разбитому сердцу разбитые лоб, колени, локти и вообще всё, что можно разбить. Призывы к разуму бесполезны: разум Тухли не подавал признаков жизни.
Ванзаров подошёл к окну. Зимний сад был красив строгой белизной и пустотой. Каток открывался в десять утра.
– Посмотри, Пухля, на льду кто-то изобразил вензель. – Тухля упёрся лбом в стекло. – Какое искусство писать коньками… Я бы написал её имя… Если бы знал его… Не могу разобрать написанное, вроде «Ж» или «Щ»?
– На льду совмещено «М» с «I» десятичным [24], – ответил Ванзаров.
Маэстро коньков, который расписался на льду, не рассчитывал на его окно: с такого угла вензель читался с трудом.
– Редкое имя начинается с «I» десятичного. Кроме Iегова – не припомню.
– Сколько угодно: Iоанн, Iаков, Iона.
– И ни одного женского. Разве Iоланта… Вдруг её так зовут? Что же делать? Как попасть на каток? – заныл Тухля.
Треснуть бы его по затылку. От этого мозги Тухли в порядок не придут. Ванзаров вспомнил: надо идти в лавку. Друг не оставлял запасам еды ни единого шанса.
Тренькнул дверной колокольчик. Ранний гость – нежданный гость.
Ванзаров пошёл открывать. В клубах морозного пара козырнул городовой 3-го участка Казанской части Барашкин, хорошо знакомый. Пожелав здравия, городовой доложил, что Ванзарова срочно требует начальник сыска. Сыск находился в полицейском доме Казанской