в протокол? Но постеснялся насмешки городового. Метким броском отправил окурок под колеса пролёток.
– Может, сыскную вызвать?
Не захотел Васькин, чтобы «мальчик» сделал глупость, за которую поплатится нагоняем от пристава. Более всего не хотелось ему торчать на морозе, сторожить труп.
– Они, ваш бродь, и пальцем не шевельнут. А господин пристав выразит недовольство.
Появился Мирон с куском тряпки, в которую превратился старый мешок. Тело было накрыто, протокол составлен, санитарная карета доставила мертвеца в Мариинскую больницу, куда свозили бездомных и несчастных.
Дело было заведено и сразу закрыто. Происшествие столь мелкое, что не попало в газетную рубрику «Приключения». Кому интересен бродяга, замёрзший по пьяному делу. Нет, читающей публике такое неинтересно. Вам, дамы и господа, подавай лихие приключения с отчаянными бандитами, благородными пиратами, роковыми красотками, огнедышащими драконами и злыми волшебниками.
Ну, извольте получить, раз желаете…
5
Каждый приезд в Москву для Фёдора Павловича был мучительным приключением. Город наводил на него брезгливую тоску. Столичному жителю Первопрестольная казалась суетным, крикливым, несуразным базаром. Да ещё простота московских нравов: где это видано, чтобы малознакомый господин сразу лез целоваться, мазал жирными слюнями да хлопал по спине. Подобное обращение раздражало Фёдора Павловича: оттолкнуть нельзя, терпеть невозможно. Ладно бы господа, так московские дамы не лучше.
Целоваться не кидались, и на этом спасибо, но глазками так стреляли, глубоким декольте кокетничали, плечиками манерничали, что Фёдор Павлович испытывал муки пчёлки, которую соблазняют вареньем. Московское радушие, сердечность и хлебосольство казались ему чрезмерными, наигранными, дикими. В общем, были глубоко чужды его строгому характеру. Он так и не привык к московским манерам. И привыкать не собирался.
В этот раз визит в Москву имел причину, которая была объявлена членам Общества, и причину глубоко скрытную. Товарищам, которым страсть как хотелось узнать, зачем это господин Куртиц едет в нелюбимую Москву, было сказано: намерен изучить каток, на котором в феврале пройдёт состязание на звание чемпиона России по бегу на скорость. Если повезёт, подсмотреть, как тренируются будущие соперники.
Тратить время на подобную чепуху Фёдор Павлович не собирался. Каток известен: ленивые москвичи устроят забеги на Пресненском пруду, что похож на растянутую колбасу. Дистанции проще не придумаешь: два прямых отрезка с двумя крутыми поворотами. Да и это неважно. От Общества будет отправлен конькобежец Крюков, ученик и наследник славы непобедимого Паншина. Победа на дистанциях 1500 и 5000 метров, можно сказать, в кармане Петербурга.
Есть дело поважнее.
Сразу после святок сын Алёша преподнёс сюрприз: заявил, что поступает трудником в монастырь. Желает проверить себя в тяготах простого труда, а затем, если сил хватит, выберет монашескую жизнь. Чтобы отец не донимал, нарочно уедет в Москву, в Знаменский