вырвалось из охрипшей глотки.
Ошалелый мерин уносил Васильку все дальше от того места, где над окровавленным Акулининым телом кружила серая стая.
Василько схватил лежащий на санях топор и спрыгнул с саней…
«Ужо поквитаемся с бесами за всех святых мучеников!» – Он тяжело пошел назад, к стае, нетерпеливо расправляющейся с телом его невесты.
Казак медленно подошел к волкам. Над серо-белесыми спинами стоял жуткий хруст – звери рычали, окуная кровавые морды глубже и глубже в еще живое тело.
Он взмахнул топором и со всей силы рубанул по хребтине ближайшего к нему переярка. Волк пронзительно взвизгнул, но тут же изогнулся и мертвой хваткой вцепился в сапог. Казак попытался сбросить подыхающего зверя, но бесполезно: сведенные смертью челюсти прокусили ногу почти до кости.
Василько медленно попятился и увидел, как перерубленный пополам переярок стал разваливаться на две части. Волки перестали терзать девушку и стали брать казака в полукруг.
Обухом топора сбил с ноги мертвого волка и протер лезвие о штанину:
– Добро… Кто вослед?
Почти сзади на него прыгнул некрупный, еще не успевший войти в полную силу второй переярок. Василько наотмашь махнул топором, угодив краем лезвия по раскрытой пасти. Переярок взвизгнул, отлетая в сугроб. Но тут же поднялся, собираясь вновь напасть на казака. Текла кровь, передние зубы были выбиты, нижняя челюсть наполовину рассечена.
Василько заметил, как жадно смотрит стая на капающую с волчьей морды кровь, как они напряженно к ней принюхиваются, тяжело сглатывая слюни. Мгновение – и двое взрослых волков бросились на переярка, перехватывая ему горло…
– Слава Тебе, всемилостивый Спасе…
Казак перекрестился топором и сплюнул изо рта кровавую жижу. В этот момент он встретился взглядом с вожаком – огромным, во всем превосходящим обычных волков. Василько почуял, что вожака он наверняка не одолеет, и в тот момент явственно ощутил, какой сладкой горечью поцеловала его в губы сама Смерть…
Матерый, пристально глядя казаку в глаза, оскалился и зарычал. Волчий нос взлетел кверху, словно зверь смеялся над затравленным человеком.
– Брешешь, бесово отродье, не убоится смерти казак…
Василько взмахнул топором и со всего маху рубанул волка да промахнулся, не устоял на ногах и, теряя топор в снегу, полетел кубарем вниз. Завалившись в сугроб, заплакал от досады, совсем так же, как в детстве, когда в живых остался только он.
– Давай, бес, кончай! – Василько кинул в матерого снегом. – Не то сам тебя ножом обвенчаю!
Волк, чувствуя превосходство, медлил убивать.
– Поиграть решил или волчат поучить, как надо человека давить… – Василько встал на ноги, вытаскивая из чехла поясной нож. – Для тебя святой гостинец припасен. Даст Бог, еще поквитаемся…
Стая не двигалась. Отдышавшись, Василько сам пошел на волков, но звери отступили ровно настолько, насколько приблизился к ним человек. Подойдя к телу растерзанной невесты, казак собрал кровавые