уже двое детей и больной тесть, и помощи ждать было неоткуда. И было бы большой несправедливостью оставлять всех на одну жену, мою любимою, пусть даже самую ответственную из всех мам и дочерей на свете. А кроме того, работая уже в двух почтовых «ящиках» с частыми поездками по командировкам, я видел, как изменяются люди, отвыкают от жен, сходятся с другими женщинами, а то и вовсе спиваются. Здесь же я, по крайней мере, ночевать буду всегда дома.
Партком находился в одном из самых старых зданий института. В двухэтажном строении на первом этаже были какие-то мастерские. Приставная лестница вела со двора, на котором росли роскошные кусты сирени, на второй этаж, где в длинном коридоре располагались все общественные организации: партком, профком, комитет комсомола, кабинет партучета и парткабинет с библиотекой.
За дверью с табличкой «Партком» находилась приемная, где сидели секретарь и машинистка, а слева и справа были кабинеты секретаря парткома и заместителя по организационной работе, то есть мой. Техническим секретарем была Марина Георгиевна, невысокая полная, бедовая женщина лет пятидесяти, сохранившая манеру поведения еще со времен своей комсомольской юности. Она сразу взяла надо мной шефство.
В партийной организации нашего Института состояло на учете больше тысячи коммунистов, следовательно, во главе парторганизации стоял партком с правами райкома. Правда, эти права исчерпывались тем, что здесь самостоятельно велся учет и прием в КПСС, однако разнарядка на кандидатов в члены партии все равно ежегодно спускалась из райкома. Секретарь парткома, его зам. по оргработе, технический секретарь, зав. партучетом и зав. парткабинетом числились на работе в райкоме, а должность зама по идеологии была в Институте общественной. Мой предшественник, Егоров Александр Константинович, пережил на своей должности несколько секретарей, ожидая, пока уйдет на пенсию председатель профкома. Это была единственная должность, на которую он соглашался перейти.
Со мной он обошелся весьма холодно, дав понять, что на его помощь рассчитывать не стоит. Правда, постарался облечь отказ в дипломатическую форму: мол, все равно, отношения между людьми мне придется устанавливать самостоятельно. В заключение протянул папку с пустыми корочками вместо протоколов заседаний парткомов, которые он перестал оформлять при новом секретаре, и постным голосом сообщил, что теперь это моя обязанность.
Но главным разочарованием для меня было отсутствие в кабинете секретаря парткома Георгия Ивановича, который стал заместителем директора Института по кадрам. А что же Корецкий, новый секретарь? Сейчас, по прошествии многих лет, мне кажется, я могу беспристрастно судить и о нем, и о той роли, которые играл партком в жизни Института. Он был не плохим человеком, если, конечно, эта характеристика «не плохой человек» применима к должности секретаря парткома и, вообще, к любой другой должности. Но этот добрый и не глупый человек, обладал теми уязвимыми слабостями, которыми умело пользовались окружающие его люди.
Я