давления: в одной из многочисленных формочек, которыми буквально забрасывали нас из райкома, я ошибся в количестве партгрупп – написал 107 вместо 103. Но мало того: я перезвонил Брехову и признался в сделанной ошибке.
– Ну, так и увеличь их количество, а я ничего знать не желаю, – ответил мой инструктор и с тех пор регулярно навешивал на меня всякие дополнительные поручения и поборы.
Отдельного упоминания заслуживает подготовка к демонстрациям, которые проводились 1 Мая и 7 Ноября. Колонна представителей Института составляла от пятисот до тысячи человек и оформлялась бумажными цветами или флагами, а во главе колонны шли орденоносцы со стягами и везли тележку, на которой высился какой-нибудь патриотический лозунг или портрет одного из вождей. Как обычно, Корецкий увильнул от конкретной работы, и все: от контроля за изготовлением оформления до формирования колонны, – повисло на мне.
И еще об одной форме отчетности хочется упомянуть. Накануне демонстрации секретари парткомов отчитывались о готовности колонн на очередном совещании в райкоме. Я уже привык к некоторым благоглупостям, которым необходимо было следовать, для того чтобы не попасть впросак.
Выглядело это так: секретарь райкома из президиума называл организацию, а представитель этой организации из зала докладывал о количественном и качественном составе демонстрантов. Положено было докладывать, что коммунисты и комсомольцы составляют не меньше 98%. Почему, хоть убейте, не знаю, и тогда не знал. Но бодро, как и все отрапортовал. И получил благосклонный кивок Драча, третьего секретаря.
В мой первый день участия в демонстрации в новом качестве за мной пришла машина в половине пятого утра, и я вместе с ночным дежурным по Институту вывозил телегу и выносил оформление по всем правилам режимного предприятия. Часам к восьми, когда колонна уже была сформирована, появился Корецкий и занял место впереди колонны. А я всю демонстрацию бегал с громкоговорителем, именуемым «матюгальником», следя за тем, чтобы к нашей колонне не пристраивались посторонние.
Можно себе представить, с каким сожалением я вспоминал свое участие рядовым демонстрантом, когда можно было вместе с ребятами забежать в ближайший переулок и выпить по бумажному стаканчику «для сугрева», а после демонстрации с чистой совестью еще немного добавить в ближайшем по ходу движения кафе и уже к обеду быть дома. Но совсем не так было на этой демонстрации. Я освободился только после того, как и телега и вся наглядная агитация была погружена на машину, а потом доставлена в Институт, и здесь, практически снова только с одним дежурным, все разнесли по своим местам.
В один из майских вечеров в кабинет, который я уже привыкал считать своим, заглянул Володя Силаев. Я был шапочно с ним знаком, часто встречая в кабинете Мировской, знал, что он был секретарем комитета комсомола Института прежнего созыва, а сейчас занимал должность начальника отдела в первом, теоретическом отделении. Это был высокий, стройный