меня больше всего растрогало, оно было просто, по‐человечески сказано, без трафаретных слов, и доходило и должно было дойти до каждого, в отличие от всех других… Несмотря даже на глупый выкрик Мануильского, что мы не умеем плакать, а умеем “мстить”[5].
Если верить отчету “Правды”, Дмитрий Захарович Мануильский (член Президиума Исполкома Коминтерна) сказал: “Но большевики-пролетарии не умеют плакать: они умеют ненавидеть классовых врагов, они умеют претворять свою ненависть в железную волю к новым победам”[6]. О мщении, однако, говорили другие ораторы. Молотов:
Ответим на вылазки наших смертельных врагов беспощадной расправой с контрреволюционными выродками[7].
Чудов (секретарь Ленинградского обкома ВКП(б), заместитель Кирова):
Над прахом дорогого вождя, учителя и друга мы клянемся жестоко отомстить за его смерть жалким охвостьям гибнущего старого мира, предательски, из‐за угла убившим нашего дорогого товарища[8].
Каганович:
Мы еще решительнее будем расправляться с подлыми врагами, пускающими свои стрелы в самое сердце пролетарской революции[9].
Атмосферу, царившую в те дни в верхах, отлично передает напечатанное в том же номере “Правды” стихотворение Михаила Голодного “У гроба”:
…Нет, боль и горечь слов Убийцам нипочем! И я давно готов Разящим быть мечом…[10]
А также заметка пропагандиста Михаила Кольцова “Величие и низость”, заканчивавшаяся следующим пассажем:
А тебя, кровавый зверь, мы уничтожим. Мы задушим тебя, гадина![11]
Енукидзе же, по всей видимости, были чужды подобные настроения. Историк Мэтью Лено цитирует в своей книге некий документ, полученный им в РГАНИ в 1996 году (не приводя, к сожалению, архивного шифра, который, по его словам, был им безвозвратно утерян, но ссылаясь на имеющуюся у него фотокопию). Документ этот представляет собой донесение осведомителя (его Лено, на наш взгляд, ошибочно называет работником НКВД) от сентября 1936 года о разговорах, ведшихся в декабре 1934‐го в кругу знакомых Енукидзе (приходится цитировать в обратном переводе с английского):
Ранее, в 1935 году, я уже доносил о том, как Енукидзе реагировал на убийство Кирова в своем ближнем кругу. С точки зрения фактов, вскрывшихся во время суда над троцкистско-зиновьевским блоком, некоторые моменты в высказываниях А. С. Енукидзе того времени приобретают новый интерес.
В декабре 1934 года, когда вся страна ждала опубликования результатов следствия по делу об убийстве Кирова, член правительства Енукидзе распространил среди своих знакомых, проживавших в 1‐м доме ЦИК, в частности в семействе Ветошкиных [Михаил Кузьмич Ветошкин – многолетний ответственный секретарь бюджетной комиссии ЦИК СССР. – В. К.], контрреволюционную версию о причинах преступления Николаева.
Официальному заявлению о том, что Киров погиб “от руки классового врага”, Енукидзе противопоставил