как ужасный сырой подвал, в который вы не смеете спускаться, но о существовании которого никогда не забываете, – подвал, полный подземных чудовищ, полный ваших кошмаров. Таким секретам вы должны противостоять, пролить на них свет, увидеть, каковы они на самом деле.
Произнося эту речь, она думала обо всех секретах, которые узнала за многие годы, о тайных мыслях, желаниях, страхах, переданных ей для надежного хранения. Рубен в конце концов почувствовал, что они отравляют его, но она всегда несла эту тяжесть, гордясь тем, что ей позволили видеть чужие страхи, позволили быть светом для других.
– Я не знаю, – наконец сказал Алан. – Возможно, есть вещи, о которых лучше не разговаривать.
– Иначе что?
– Иначе только расстроишься, потому что тут все равно ничего не поделаешь.
– А вам не приходило в голову, что, возможно, вы оказались здесь, со мной, именно потому, что слишком о многом молчали и все это копилось, росло в вас?
– Я не знаю. Мы просто никогда это не обсуждали, – ответил Алан. – Я просто чувствовал, что не стоит лезть на запретную территорию. Она хотела, чтобы я думал о ней как о матери.
– Вы так и делали?
– Но она действительна была мне матерью. Мама и папа – больше я никого не знал. Та, другая женщина не имеет ко мне никакого отношения.
– Вы не знали свою биологическую мать?
– Нет.
– Вы ее вообще не помните?
– Абсолютно.
– Вы знаете, кем она была?
– Нет.
– И не хотели знать?
– Даже если бы и хотел, это ничего бы не изменило.
– Что вы имеете в виду?
– Ее никто не знал.
– Я не понимаю. Всегда можно навести справки. Понимаете, Алан, все достаточно просто.
– Вот тут вы ошибаетесь. Она обо всем позаботилась.
– О чем?
– Она выбросила меня на свалку. В небольшом парке, возле спального района в Хокстоне. Меня нашел мальчишка-газетчик. Была зима, и очень холодная, а я был завернут в полотенце. – Он впился в нее взглядом. – Как в сказке. Только это произошло на самом деле. Так почему я должен интересоваться ею?
– Какое ужасное начало жизни… – сочувственно сказала Фрида.
– Я ничего не помню, а значит, это неважно. Все в прошлом.
– Это ваше прошлое.
– Я никогда не знал ее, она никогда не знала меня. У нее нет имени, голоса, лица. Она тоже не знает, как меня зовут.
– Достаточно тяжело выносить ребенка, родить его, а потом бросить и бесследно исчезнуть, – заметила Фрида.
– Ей это удалось.
– Значит, вы были совсем маленьким, когда ваши родители усыновили вас. Вы так ничего больше и не узнали?
– Верно. Именно поэтому старая история не имеет никакого отношения к тому, что я сейчас чувствую.
– Как в том случае, когда вы говорили о желании иметь собственного ребенка и о невозможности усыновления.
– Я уже сказал. Я не хочу никого усыновлять.