профессора Преображенского. Слушай! – и Марина принялась читать главу, где у профессора появляется авторитетный важняк и приводит девочку четырнадцать лет от роду.
«…появилась лысая, как тарелка, голова и обняла Филиппа Филипповича.
– Что же мне делать? Я слишком известен в Москве, профессор.
– Господа, нельзя же так! Нужно сдерживать себя. Сколько ей лет?
– Четырнадцать, профессор… Вы понимаете, огласка погубит меня. На днях я должен получить заграничную командировку.
– Ну, подождите два года и женитесь на ней.
– Женат я, профессор.
– Ах, господа, господа! »
– И профессор, зная, что девочке – ребёнку! – четырнадцать лет, лишь пожурил влиятельного посетителя, слегка погрозив пальчиком.
Марина отложила книгу и пристально посмотрела на Стаса, пытаясь разглядеть в нём реакцию на прочитанное. Стас сидел с округлёнными глазами и сжатыми в скобку губами. Марина, стуча всеми пальцами по столу, как по пианино, продолжила:
– А среди влиятельных посетителей профессора были государственные деятели. Я поковырялась в деятелях того времени, и мой интерес сильно возбудил Луначарский Анатолий Васильевич, «…со своим лисьим хвостом страшнее и хуже всех других…», как писал о нём Леонид Андреев. Кто бы мог подумать, что этот льстец – фанатик большевизма! Был уличён в сомнительных увлечениях и развлечениях.
– Мне помнится саркастический плевок Демьяна Бедного в адрес наркома:
…Лохмотья дарит публике,
А бархат – Розенель…
– Розенель – его жена? – уточнила Марина.
– Да, Наталья Розенель. Луначарский свои левые похождения застилал бархатом глаза жены.
– Кому застилал, кому запудривал, а кому и вовсе шоры напяливал на глаза. Вот, например, этот яркий представитель власти привел на операцию четырнадцатилетнюю девочку после порочной сексуальной несдержанности и не подозревает, что его ЭГО работает исключительно на свои блага и подавляет его разум. А сейчас стоит и блеет перед профессором, тряся мошонкой: «Я всем известный в Москве…» Дрожит, как студень, только бы его не выдали, только бы не узнали, только бы профессор помог.
А что с девочкой? Да разве эту похотливую особь тревожит. Его волнуют кожаное кресло да заграничная командировка. А за остальное власть имущий откупится деньгами да возможностями, ему то всё можно. Только вот огласки никак нельзя. «Женат я…» – признаётся доктору власть пролетариата.—
В глазах Стаса отражалась поддержка. И Марина была очень удивлена. Она была уверена, что Стас, как всегда, сядет на своего любимого конька «оппонента» и примется убеждать её в недопонимании смысла. И, более того, начнёт осуждать её расковыривания, типа: на кого замахнулась? на Великого Булгакова?.
Но она ошиблась. Стас был на её стороне. И она вслух продолжила свои мысли:
– Булгаков действительно – Великий! Сотворил Великое зеркало кривых отражений эпохи.
– Наверняка этим влиятельным посетителем