иди, иди, – нетерпеливо отсылает ее дед Янко, – все тебе надо знать… Иди играй с детьми.
Но Билбил устраивает ее поудобнее себе на колено:
– Пусть посидит, она не помешает…
Ирини не любительница сидеть спокойно, Янко это знает: все равно через пять минут она сорвется, полетит по своим делам, так что он не возражает:
– Ну пусть посидит, – разрешает он, иронически глянув на внучку.
– А когда приедет Алексис? – снова звучит звонкий голос Ирини.
Билбил смотрит на нее загадочно:
– А кто это такой?
– Ну Алексис, мальчик, он приезжал давно, брат мой четвероюродный, правильно же Федя, троюродный он нам? – поворачивает она лицо к брату, сидящему в сторонке с младшим Периклом.
– Правильно, четвероюродный, – ответил тот со значительным видом.
– А что, нравится тебе твой брат? – глаза деда расширились и смеялись.
Но Ирини не смутилась и бойко отвечала:
– Да, хороший мальчик, мы с ним играли. И всем он понравился, и Яшке тоже.
– И Яшке? – сделал удивленные глаза дед, – тогда точно, в следующий раз привезу его с собой. Ладно?
– Ладно.
– Ну, тогда решено!
Счастливая Ирини соскочила с колен и побежала из комнаты.
Деды проводили ее любящим взглядом. Кокинояни-Янко – чуть ироническим, Билбил – чуть сентиментальным: глаза их говорили: вот оно новое поколение, которое вырастет, возмужает без них! И как у них все устроится?
Да, редко приходилось встречаться ксадельфьям – двоюродным братьям. Далековато добираться друг до друга. Зимой вообще лучше не ехать из Поляны, снега очень часто заносит и без того трудную дорогу и иногда надо простоять не одни сутки, чтоб прочистили путь. Остальное время года слишком много работы, когда надо копать, сажать, потом лето ухаживать и, наконец, осенью собирать урожай. Работа, работа, работа – только успевай. Даже на свадьбы племянников не всегда удавалось обоим попасть: то один занят, то другой и ничего не попишешь… Билбил и Янко вздохнули почти одновременно, видимо, от одинаковых мыслей. Переглянувшись, они продолжили свою долгую беседу.
Билбил в самом деле был очень озабочен судьбой Костаса. В школе, где он работал, пересажали почти всех учителей, отправили в Армавирскую тюрьму и больше никаких известий. Родные отправляют передачи для них, а связи с заключенными никакой. Почему Костаса, вроде бы все это обошло, непонятно. Может, потому что у него близкий друг – сын очень влиятельного человека из ОГПУ, точнее теперь НКВД? Кто его знает… Может, его и остальных его сыновей отправить куда подальше отсюда? Но куда? Дальше СССР не уедешь. Все границы предусмотрительно закрыты государством.
– Куда наши дети денутся без своих семей? А с семьей не спрятаться. Разве что в лесу жить, людей не видеть, – как бы заключил весь разговор Кокинояни.
– А я бы, Янко, и в лесу согласен был бы пожить несколько лет, только бы в живых остались все