война! – глаза у сына горячечно блестели. – Но не бойся, мама, может, до нас она не дойдет. Нашу страну никто не победит. Старики говорят, повоюют от силы несколько месяцев и перебьют всех немцев, чтоб неповадно было на чужие земли зариться.
Роконоца, кажется, немного пришла в себя:
– Война? На войне убивают. А, как же на нас это отразится? – спросила она дрожащим голосом. – Тебя на войну не возьмут?
– Нет, мне еще далеко до восемнадцати, кроме того, я же подданный Греции, а не России.
– Ну, Слава Богу, главное, чтоб ты был с нами. – Роконоца обратила глаза к небу и опять перекрестилась, торопливо смахнув непрошеную слезу. – Господи, спаси и сохрани нас всех!
Она прошла в дом. В спальне рухнула на колени перед образами и долго молилась.
Федя ходил к поселковому совету слушать последние известия, громогласно возвещавшиеся из репродуктора, установленного в виде рупора на столбе у просторного двухэтажного дома с двумя колоннами.
В течении лета и осени, всем известный голос Левитана извещал неутешительные новости, что гитлеровцы захватили Одессу, Севастополь, Керчь, Анапу, и вот уже обстреливают Туапсе. Страшно было подумать, что скоро они могут подобраться и к Сочи. Председатель сельсовета Мануйлов сообщил дня два назад, что ему звонили из города, спрашивали, не бомбили ли их. Оказывается, немцы, бомбили горные перевалы. Досталось и Сочи, и Адлеру. Есть жертвы среди населения.
Пролетел первый год Отечественной войны. Чтобы прокормить себя, вся семья работала с удвоенной силой. Младшему Ванечке было два с половиной, когда осенней ночью загремела дверь и ввалились уполномоченные заявить, что у семьи Христопуло только двадцать четыре часа, чтоб всем подготовиться к высылке. Прослушав приказ, Роконоца почувствовала, как что-то опустилось внизу живота, похолодели ноги. Собственно, она не знала чужого для нее русского языка, но по Фединому лицу поняла: грядет что-то страшное. Спина мгновенно стала чужой. Она ее не чувствовала. В висках стучало: «Что, что же делать? Как быть?»
На немой вопрос матери, Федор, виновато опустив голову, отвернулся:
– Мама, нас, греков, всех высылают, нам надо быстро собраться за день и ночь, – произнес он хрипло.
Роконоца всполошилась:
– Как высылают? Почему? Куда высылают?
Федор старался не смотреть в испуганные глаза матери. Отворачиваясь, отвечал:
– Высылают из Юревичей„.Не знаю куда…
– Прямо сейчас, ночью с детьми?
Роконоца ничего не соображала, не успела даже почувствовать, как подкосились ноги. Она рухнула на стул, который, к счастью, оказался рядом. Упасть не дал подскочивший сын. Роконоца быстро пришла в себя.
– Мама, нас высылают и нам надо собраться за день и ночь.
– Почему, сынок? – голос у Роконоцы срывался. Увидела, как сын побледнел, жалея ее. Роконоца взяла себя в руки.
– Только нас забирают? Наверное, как в тридцать девятом и других тоже, сынок?
– Не знаю.
Один из уполномоченных