свежих и сушенных, кули грецких и фундуковых орехов. Несмотря на то, что почти в каждом доме не было кормильца, в семьях был относительный достаток. Чтоб запастись на зиму, люди работали всей семьей в поте лица всю весну и лето на своих огородах, ходили в лес за ягодами, орехами, грибами. А осенью собирали урожай и все, что годилось из овощей и фруктов солили, сушили на зиму.
Все мелочи этой страшной высылки как будто запеленговалось в мозгах старших членов семьи Христопуло. Ирини никогда не забудет, как пришли уполномоченные в длинных шинелях и заявили, что их семья, как семья греческой национальности и врага народа, отправляется в ссылку. Федору семнадцать лет. Маме – тридцать четыре года, на ее руках шестеро детей: Кики – четырнадцать лет, Харитону-двенадцать, Ирини – десять, восьмилетний Яша, четырехлетний Панджелико и двухлетний Ванечка. Собрали постель, подушки, одеяла, матрацы, теплую одежду, носки, посуду. Но разве все предусмотришь? Разве народ мог подумать, что с ним так обойдутся? Возможно ли это – собраться за сутки тем более, когда нет кормильца, а в семье восемь человек и дети мал – мала меньше? Только нижнего белья сколько надо было взять…
Когда выходили, в сенях, Панджелико подошел к мешку с орехами фундука, набрал полную кепку и надел на голову. Как он почувствовал, что никогда больше ему не придется поесть орехов? Слез сдержать не смогли. Даже мама Роконоца. Вообще – то все заплакали, потому что впервые в их жизни увидели, как мама открыто плачет, не скрывая слез. Очень тяжело детям видеть плачущую мать. Она шла бледная, с огромной ношей за плечами и в руках. Федя нес две огромные кошелки с посудой, теплой одеждой и тяжелую котомку за спиной. Все, кроме Ванечки, сидящего на руках Кики, были загружены с ног до головы. Пропитание должно было хватить на месяца два.
Собрали их на привокзальной площади. Кругом крик, плач. Тут же и мальчишеский смех, играющих в догонялки: им весело и любопытно, они впервые выехали из своего поселка.
Всех загрузили, в так называемые, телячьи теплушки. В самом деле, лежали все вповалку в тех вагонах со своим скарбом на полу. В их эшелоне ехали только греки с Краснодарского края, в основном старики, женщины и дети. Все угрюмые и тихие. Редко, когда плакали самые маленькие дети. Здесь Ирини впервые услышала рядом с собой русскую речь, и то – в повелительном наклонении.
Когда говорили русские конвоиры, Ирини их, конечно, не понимала и смотрела на старшего сына, тот все понимал, но разговаривать ему было не так уж и легко. Брата Ирини обожала. Еще малышкой она сказала маме, что хочет замуж за любимого папу. Оказалось, что нельзя за папу выходить.
– Тогда за Федю, я его тоже очень-очень люблю, – не растерялась Ирини.
Но и за брата нельзя. Такая жалость! Мама обещала, что, когда Ирини вырастет, то обязательно встретит кого-нибудь похожих на папу или брата. Федя был здоровый и на ее взгляд очень красивый, а главное умный парень. Он всегда все объяснял ей, помогал, защищал от маминых затрещин. Много рассказывал об Александре Великом – Македонском, его храбрости и уме, который представлялся Ирини, как Георгий Победоносец