не смогли его согнуть,
У них в боях настала осень,
Позорным бегства будет путь!
Вьетнам же шёл неколебимо
К своей Свободе напрямик!
Она ему необходима,
Душой он к ней вовсю приник,
Ведь, под её желанной сенью
Счастливой жизнью заживёт,
И в этом нету в нём сомненья,
Он к ней идёт, идёт вперёд,
Врагу на хвост всё наступая
И оттесняя в стан зимы,
А та суровая такая,
Аж проморозила штаны! —
Позорно гонит по полмиру,
Чтоб носом ткнуть об стол, в Париж.
Ну, и растряс в пути он жиру!
Зато уж наглости – на шиш.
Январь суровый, бородатый
Там во главе стола сидел:
– Все троеротовы солдаты
Должны немедля за предел
Уйти отважного Вьетнама,
В права вошёл чтоб добрый мир,
И расчленения боль-драма
Быстрей закончила бы пир.
И жизнь вошла бы снова в русло,
И вновь раздался б детский смех!
И троероты в марте грустно
Без всяко-всяческих помех,
Как псы побитые, бежали,
Вон получив вослед пинка,
Скуля, дрожа, стремглавши в дали…
Видать, в боях кишка тонка!
Да им и скатертью дорожка!
Катастрофический урок.
Комар – он маленькая мошка,
Но укусить как больно смог!
Ну, а с приспешниками круто
Враз разберётся сам народ,
Хотя одеты те, обуты,
Вооружений полон рот.
И Север, Юг – два кровных брата —
Семья одна им дорога —
Как два отважнейших солдата,
Им сбили напрочь вон рога
Под Фуонклонгом, Тэйнгуэном,
Хюэ-Данангом. Саунлок
Вон долбанул ещё поленом,
А окончательно вмиг смог
Послать в накаут под Сайгоном,
Чтоб не разрушить город (риск!)
Уж «Хо Ши Мин», когда со звоном
И сходу танк ворота вдрызг
Дворца Тхиеу, злобы стана,
Разнёс в таране! Тот в Тайбэй
Сбежал в агонии к тирану,
Гнус, троеротовый плебей!
И на броне его отважно
Фыонг была, хоть и не в нём,
Мечтала как. Но то неважно!
Зато увидела, как днём,
А то тридцатого Апреля,
Победный взвился с Золотой
Звездою стяг. И, твёрдо веря,
Что будет он над головой
Теперь уж вечно развеваться —
Над гордой, славною Страной,
Не суй которой в рот ей пальцы,
А обходи ввек стороной!
А другу – дружбы и объятья,
И равный голос и дела,
Ведь все народы в мире – братья,
Земля одна их родила!
Труд троеротов – мерзкий опус.
Собрав монатки, – вон в бега
Пустился в страхе дип-их-корпус,
Ай, шкура стала дорога?
Ну, а предатель