и дай жить другим, так это нужно понимать? – спросил Кирилл Карлович.
На вывеске громадный пес поднял в воздух кота, ухватив несчастного за хвост.
– Ну, не за горло же, – пробормотал князь, переступая порог.
В зале они застали пана Зиборского и панну Ласоцкую. Они сидели вдвоем за отдельным столом. Остальные места были заняты.
– Вы позволите составить вам компанию, – обрадовался Чернецкий.
Хозяином заведения был рыжий субъект с брюшком. Ему помогала упитанная девчушка. Кружева ее чепчика истрепались и топорщились по бокам, как кошачьи уши.
Девчушка накрыла на стол. Работала она со сноровкой, неожиданной для барышни, напоминавшей сытую кошку.
Хозяин выставил пару бутылок.
– Это вино я хранил для особенного случая, – заверил он гостей.
За обедом говорили по-французски. Хрисанф Иванович завел разговор о восстании Костюшко. Князь уже не удивился, когда Чернецкий назвал политику государыни Екатерины неверной в отношении Польши.
– Ошибки скажутся губительно в первую очередь на судьбе самой России, – заявил Хрисанф Иванович.
Он восторженно смотрел на пана Зиборского и панну Ласоцкую. На Кирилла Карловича он поглядывал снисходительно.
– Что же тут хорошего для Польши? – сказал князь, не сдержавшись. – Якобинцы в Варшаве вешают шляхтичей!..
– Позвольте, князь! – воскликнул Хрисанф Иванович. – Это дело самой Польши. Россия не должна вмешиваться! Должно предоставить свободу.
Князь считал неудобным продолжать. Он полагал, что разговор неприятен панне Ласоцкой и пану Зиборскому. Однако Кирилл Карлович счел нужным заметить:
– Думаю, сударь, матушке императрице ваши слова не понравились бы.
– А разве государыня не должна прислушиваться к мнению подданных? – возразил Чернецкий.
– В России немногие разделяют вашу точку зрения, – ответил князь.
К разговору подключился граф де Ла-Ротьер.
– Несчастно то общество, которое не учитывает мнения меньшинства, – сказал француз.
– Может, меньшая часть общества и останется недовольна, – сказал Кирилл Карлович.
– А знаете ли вы, мой юный друг, что мнение меньшинства зачастую оказывается мнением большинства? – спросил граф де Ла-Ротьер.
– Не представляю себе подобного, – ответил князь.
– О! Как-нибудь я вам расскажу, – пообещал француз.
– Отчего же не теперь? – спросил Кирилл Карлович.
– Это скучное математическое доказательство. Мы утомим разговором мадмуазель Амели, – объяснил граф де Ла-Ротьер.
– Отчего же! – воскликнула панна Ласоцкая. – Напротив, граф! Вы заинтриговали меня. Теперь я настаиваю на разгадке.
– Что ж, не смею отказать вам, – граф поклонился девушке.
– Вообразим, – продолжил де Ла-Ротьер, – что сто человек благородного происхождения избирают предводителя. Самыми уважаемыми членами