головой, чуть заикаясь проблеял:
– Я не хочу… к русалкам… Я плаваю плохо…
Ульяна, не выдержав серьезности момента, вдруг прыснула от смеха. Мальчонка смотрел на нее с недоумением. И когда понял, что сестра над ним подшутила, стал наливаться краской и сжал кулачки. Слезы навернулись мальчишке на глаза. Он шагнул к сестре, и выпалил:
– А я тебе тогда вовсе ничего не скажу!!! Знаю что-то, а не скажу!!!
Ульяна только фыркнула:
– Да чего ты такого знать-то можешь, оголец, что мне неведомо?
Тимошка, все больше наливаясь обидою, выкрикнул:
– А вот знаю… Знаю!!! Потаенное!!! А тебе, все одно, не скажу!!!
Развернулся и быстрым шагом зашагал прочь от реки, по тропе, ведущей к деревне. Девчушка, сообразив, что брат и впрямь, что-то такое-эдакое знает, поспешила за ним. Мокрый подол рубахи облеплял ноги, сковывая движение, словно путы коня. Ульяна, подобрав подол, кинулась за братом.
– Постой, Тимка!! Слышь?! Погоди, кому говорю!!! Я тебе тоже тайное скажу!!
Тимоха слова сестры слышал, шаг сбавил, но оглядываться не стал. Вот еще!! Пускай прощенья сперва попросит, да свое расскажет. А после уж и поглядим, раскрывать ей страшную тайну, аль нет. Ульяна брата догнала и пошла с ним вровень. Поглядывая искоса на сердитое лицо мальчишки, заговорила примирительно:
– Ну чего ты? Осерчал что ли? Я ж так, пошутковала маленько, а ты уж и в обиду, словно маленький… – Знала, коварная, на какую мозоль давить.
Тимофей, глянул на сестру исподлобья, и пробурчал:
– Ладно… Пошутковала… Сама, словно маленькая. А я вот не шуткую. И вправду что-то знаю. – И отрезал решительно: – Но пока про водяного не скажешь, я тоже ничего не скажу! – И опять надулся, словно мышь на крупу.
Ульяна вздохнула:
– Да никакой это не водяной был. То дедушко-сом был. Я с ним дружбу вожу. Мне бабка Аглая наговор один сказывала, как всякую рыбу хошь в реке, хошь в озере, а хошь даже в самом море-окияне приворожить, да служить себе заставить. Только, я не хочу, ну чтоб служить. Я дружить хочу.
Тимка даже остановился. Опять вытаращился на сестру с подозрением, не шуткует ли опять? Но Уля смотрела на брата серьезно и даже капельку виновато. И Тимофей решил, нет, не шуткует. Заговорил торопливо:
– Улька, слышь… Ты мне тот заговор перескажи, а? Тогда ведь вся рыба моя будет. Мне все наши обзавидуются…! – Его глаза приняли мечтательное выражение. Он уже вообразил себя на берегу реки, как он говорит этот самый таинственный наговор, а рыба сама к нему выпрыгивает, да в корзину рядком укладывается.
Ульяна строго взглянула на брата, и с тяжелым вздохом проговорила:
– Глупой ты, Тимка!!! Разве ж можно такой наговор да только себе одному на пользу?
Брат опять насупился:
– Чего это, глупой? Чего опять обзываешься?! И почему это только себе-то? Я ж для всех… Я ж рыбой-то всех бы одарил… Даже деду Ерофею бы дал, хоть он меня давеча за ухи таскал…
Ульяна тут же встряла, произнеся нравоучительно, подражая взрослым:
– Знать