чтобы не терзаться разными мыслями, Гриша слез с койки и присел внизу, около тумбочки со своими вещами. Молодому человеку, в том числе, всё не давал покоя разбитый Федин нос, который уже потихоньку заживал, но Аксёнов чувствовал вину за всё произошедшее тогда.
Он нашёл практически наощупь нужную скляночку с растительной смолой для заживления и свой носовой платок – эти вещи всегда лежали наготове, потому что Гриша и сам часто ранился на тренировочный боях или ещё где-то, а вот Смирнов не прочь был и вступать в драки с сокурсниками, после чего каждый раз приходил к другу с очередной ссадиной в нелицеприятных местах. Собственно, Аксёнов уже сам был готов пойти к Вдовин его проведать и в случае чего хотя бы оставить ему лекарство, но прежде, чем юноша даже успел поднять голову, он услышал в окне тихое:
– Кладу голубя на руку– не тешится
Переложу на другу– не ластится…
Этот голос, Гриша, пожалуй, узнает из всех. Держа всё в одной руке и прижимая к себе, юноша приблизился к окну и взглянул:
– Переложу на другу – не ластится…
Чуть внизу, из-за того, что окна первого этажа всё-таки были высоки, стоял Вдовин и, как только увидел друга, то сразу улыбнулся и жестом позвал к себе. Аксёнов раскрыл створки и прошептал:
– Минуту, яхонтовый ты мой!
Гриша отошёл от окна и, краснея как девица, стал судорожно собираться. Ночную рубаху он сменил на свою привычную, надел штаны и обулся. Сначала юноша метнулся было к двери, но даже в летнее время там мог быть Осип, поэтому Григорий сунул склянку себе в кармашек жилета, который накинул в последний момент, и уселся на подоконнике.
– Спускайся, если что, я поймаю! – громко шептал там, снизу, Фёдор, выставляя руки.
Тогда Аксёнов смело перемахнул через подоконник и спрыгнул, угодив аккурат в любезно выставленные руки.
– Чего ты звал меня? – смущённо спросил Гриша, поправляя распущенные волосы, скатившиеся на лоб.
– Поговорить хотелось, – пожал плечами Вдовин, – да и как-то непривычно мне здесь ещё…
– Ну, пойдём-пойдём, – протараторил юноша и повёл друга за руку во всё тот же садик.
– Вот так, Федь, теперь лучше будет, – приговаривал Аксёнов, кончиком носового платка осторожно обрабатывая другу ранки на носу.
Вдовин сперва сидел, не дыша. Молодые люди устроились под деревом, как им и было привычно в своём странствии, и наслаждались ночной тишиной.
– Правда, прости меня, Федь, что я тебя в это всё втянул… – продолжал Григорий, сокрушаясь.
– Я сам за тобой поехал, – мирно возражал Фёдор, устремляя на юношу свой взор, – я сам это выбрал.
– Я чувствую себя виноватым за то, что приключилось с тобой… – признался Гриша, убирая от чужого лица платок, – тебе ведь… Тебе любо здесь? Или я зря устроил то…
– Любо, не волнуйся, – успокаивал товарища Федя, похлопывая по колену и придвигаясь ближе, – образование – вещь правда нужная, без тебя бы вряд ли я имел сию возможность. Но при всём при этом… скажу, – молодой человек стал говорить