«бумагу» монитора. Но в столь животрепещущей потребности насытиться пищей не только физиологически, но и с эстетическим удовольствием, он не мог себе отказать. Крайности и ограничения в таком важном процессе, как, собственно, и во всём другом, он не любил. Туманов не хотел бездумно поглощать просто яичницу или жареную картошку, а желал вкушать «изысканные кушанья», наслаждаясь пусть и не вкусовыми качествами (его кулинарные способности, честно говоря, были совершенно никудышными), а их необычным видом и названием.
Словно заправский ресторанный повар Авдей с усердием вырезал из приготовленных продуктов либо бесхитростные кубики и треугольники в духе супрематизма, либо замысловатые фигурки, мысленно погружаясь в поиски более сложных абстрактных конфигураций, и затейливо раскладывал их на огромной тарелке. Затем украшал блюдо разнообразными ингредиентами, причём не всегда съедобными. Его в большей степени привлекала визуальная эстетика. Он считал: то, что он ест, должно выглядеть максимально привлекательно.
Конечно, это правило не распространялось на «темные» периоды, когда он жил впроголодь и был рад каждой хлебной крошке.
Вот и сейчас он увлеченно конструировал новое блюдо.
Когда он дошел до самого ответственного момента – постройки маленькой пирамиды из длинных кусочков моркови и одновременного придумывания вычурного названия своего кулинарного шедевра, его вниманием наглым образом завладела из ряда вон выходящая странность.
Неожиданно из-под кухонного гарнитура выскочила мышь. Она жалобно запищала и, перевернувшись на спину, конвульсивно задергала лапками. Вскоре она затихла…
«Хрень какая-то», – со злостью выдохнул Туманов, нервно передернувшись. Писателю пришлось отложить любимое занятие и позаботиться о наведении порядка. Но как только он, вооружившись веником и совком, намеревался избавиться от дохлой мыши, она исчезла. Будто ее вовсе и не было.
«Галлюцинации? – напрягся Туманов. – Не к добру это… Ох, не к добру…»
Его кулинарный пыл тотчас угас, и он чисто механически принялся поглощать недостроенную конструкцию, всё еще неназванного нового блюда вечера.
С тарелкой в руках писатель задумчиво прохаживался по дому. В какой-то момент вилка так и застыла на полпути, не добравшись до его рта. Туманов с удивлением заметил на своем рабочем столе старую керосиновую лампу. Стекло ее было изрядно закопченным, а сам допотопный светильник выглядел так, будто его долгое время хранили на заброшенном чердаке. Толстые слои пыли и ржавчины надежно укутали ламповое «тело».
«Кто-то из знакомых подшутил, – с вероятной долей уверенности предположил Туманов. – Сюрприз вроде как…»
Нужно сказать, что всякого рода приятели и приятельницы раньше частенько захаживали к нему в гости, бывало, что и без его ведома. В былые времена он гостеприимно раздавал ключи от своего жилья близким людям. Но их давно не было видно. Крепкие дружеские связи постепенно потухли и