маску бравады, – все это больше не позволяло Саре игнорировать очевидное: Люк изменился. Он что-то скрывает от нее, и это вбивает между ними клин.
В приемной хирургического отделения, где его устроили на ночь, мистер Глоссоп озабоченно ерзал на раскладушке – слишком нагретой и слишком неудобной, чтобы уснуть. Да, он видел, как главная сестра, эта в высшей степени благоразумная женщина, положила ключ к себе в карман. Он доверяет этой достойной даме. Но чего стоят подобные меры безопасности в таких ветхих зданиях, как эти: крыши из гофрированного железа дребезжат на ветру, санитарки привычно расставляют ведра, готовясь к надвигающейся буре. В общем, он оставил чертову прорву наличных в сейфе, в надежность которого не верил. По крайней мере, верил недостаточно, чтобы выбросить это из головы. И явно не сможет выбросить до самого утра, ворочаясь без сна на этой раскаленной койке. Он знал, что здесь, в Маунт-Сигер, есть несколько отдельных палат – его двоюродная бабка потребовала себе такую несколько лет назад. Она лежала здесь с какими-то женскими проблемами и подняла адский шум из-за того, что оказалась в одной палате с пожилой женщиной-маори. Бабка вела себя как варвар, вынося мозг и сестрам, и докторам. Но тут молниеносно появилась главная сестра, протараторила свои распоряжения – и что бы вы думали? Отдельную палату выделили почтенной аборигенке, а вовсе не его бабке. После этого старая карга заткнулась и вела себя пристойно. Тем не менее можно было бы рассчитывать, что ему предоставят на ночь отдельную палату. Не то чтобы он один из буйных пациентов-солдат, но просто немного по-свински оставлять его на раскладушке в убогой приемной. И черт побери, здесь слишком жарко! Проклятые жестяные крыши, не годятся ни для людей, ни для скота.
Мистер Глоссоп помнил совершенно правильно. В Маунт-Сигер имелись отдельные боксы – по одному в каждой общей палате, сразу у входа. Чтобы предоставить старому мистеру Брауну необходимое уединение, главная сестра перевела умирающего в отдельный бокс третьей гражданской палаты две недели назад. Теперь она стояла за дверью этого бокса, тихо и торопливо переговариваясь с отцом О’Салливаном. Молодой Сидни Браун последние пятнадцать минут провел внутри, закрывшись наедине с дедом. Главная медсестра уже собиралась постучать в дверь, когда та открылась, и показался Сидни с пепельно-серым лицом.
– С тобой все в порядке, сынок? – участливо спросил отец О’Салливан.
Юноша покачал головой, лицо его выражало страх и замешательство.
– Ох, не знаю, он городит какую-то чушь, я думаю, мне нужно…
Главная сестра взяла инициативу в свои руки:
– Ступайте к мистеру Брауну, отец О’Салливан, а я пока приведу Сидни в чувство. Чашечку чая – или добавить туда немного виски, а, Сидни? В медицинских целях? Пойдемте, я провожу вас на кухню и найду кого-нибудь, кто за вами присмотрит. – Твердой рукой главная медсестра обняла молодого человека за плечи и повела прочь. Задержавшись на крыльце, она обернулась к отцу