в мастерскую, где
на стене – керосиновая лампа,
над ней рисунок божьего человека Луизы
(линии и краски чистой души)
далее – сноп из нескольких колосьев
(что может быть предметнее хлеба),
рядом – фотография византийской иконы
(лицо святого размыто),
плюс лампа советских времён в форме тюльпана,
чьи лепестки не увядают, лишь покрываются пылью.
На полу под окнами
колёса – одно деревянное одно железное,
сверху – старая телевизионная антенна
и пластиковый обруч – хулахуп.
На первом окне – тупой и обломанный нож,
пригодный разве что для разрезания воздуха,
на втором – птичье гнездо в керамической чашке,
на третьем – четыре камня,
один крупный, два более мелких,
и жёлтый камень неопределённой формы:
довольно большой обмылок времени —
хватит ещё на несколько раз.
У другой стены —
диван, над которым липкая лента для мух на гвозде,
рядом ещё несколько пустых гвоздей
(некогда реализованных возможностей,
а теперь снова ожидающих своего случая),
маленький гранёный стаканчик,
две пружины,
свитые из стального прута толщиной в мизинец
и сухая ветка берёзы.
Напротив, около двери, розетка,
в которой вместо электричества
перо кукушки и неизвестной мне птицы.
Мне сказали, что из этих простых вещей
можно собрать машину
для путешествия в самый конец света,
и чтобы я смог ориентироваться
повесили над столом
репродукцию картины звёздного неба Ван-Гога,
прикрепив её к стене железной кнопкой.
На этом небе
она – самая крупная звезда.
«Разбудите старого барабанщика…»
Разбудите старого барабанщика,
давно не рассыпалась по воздуху
бодрая сухая дробь
его барабанов,
лишь капли нашего терпения
стучат по асфальту.
Все чаши уже переполнены,
но императорский оркестр
не сможет сыграть ни один марш
без старого барабанщика,
чьи палочки мелькают
перемешивая время.
Мы отдали нашу кожу
для его боевых барабанов,
из наших костей
сделаны их корпуса,
наши сердца превратились
в открытые раны,
и враги пьют вино
из наших черепов.
Разбудите старого барабанщика,
чтобы пламя походных костров
стало нашей кровью,
и голоса небесных труб
повели нас за собой.
Разбудите старого барабанщика,
пусть достанет из кухонного шкафа
алюминиевую кастрюлю,
на которой играл в детстве,
представляя её то барабаном,
то волшебной шляпой,
откуда вылетали живые солнечные
зайцы
и другие чудесные