заполняли люди, которым предстояло пройти процессией по улицам Лондона, – всего таких насчитывалось около четырех сотен. Внутри собрались советники, знать, епископы, французский посол, фрейлины, дворцовая челядь, судьи и чиновные стражи порядка; снаружи толпились бесчисленные клерки, капелланы, парламентские приставы, глашатаи, церемониймейстеры и ливрейные лакеи. Все ожидали распоряжения выстраиваться в колонну.
Крышу кареты, запряженной двумя белыми конями, венчала точная копия моей короны. Я уселась внутри, и Хелена последовала за мной, придерживая шлейф, чтобы не волочился по мостовой. По условному знаку процессия пришла в движение. Первыми шли глашатаи, церемониймейстеры и герольды. Следом за каретой шагал граф Эссекс, ведя под уздцы моего скакуна. Я не могла не думать о том, что на его месте должен был идти Лестер.
Медленно-медленно наша процессия прошествовала по Стрэнду, миновала Арундел-хаус и Лестер-хаус – еще одно горькое напоминание о нем, темное и безлюдное, – и наконец вступила в Сити, на воротах на входе в который играли музыканты. Меня приветствовали мэр и олдермен в алых одеждах. Вдоль улиц, ведущих к собору Святого Павла, стояли члены городской гильдии в голубых мундирах. Все здания и ограды тоже были украшены голубыми флагами, трепетавшими на легком ветру. На каждом углу мое появление приветствовали бурными криками. Во многом все это напоминало день моей коронации, однако кое-что очень сильно отличалось.
Помимо естественных различий в погоде – в тот холодный январский день снег искрился в лучах яркого солнца, тогда как нынешний ноябрьский был теплым и пасмурным, – другим было само настроение. Тогда в воздухе висело обещание, надежда, неизвестность. Сейчас же я исполнила обещание, а сдержанное, оно куда лучше надежды. Я собиралась отметить это вместе со своими подданными.
Мы дошли до собора Святого Павла, и карета остановилась перед западным входом, где нас встречал епископ Лондонский вместе с настоятелем собора и прочей церковной братией. После краткой молитвы нашу процессию с пением провели по проходу. С каждой его стороны висели одиннадцать флагов, захваченных на кораблях армады. Рваные и грязные, они были молчаливым свидетельством того, что с ними произошло. Каждый украшала какая-то религиозная эмблема или символ. Впрочем, чего еще можно было ожидать от флота с крестами на парусах?
Знамена печально и безнадежно поникли на своих древках, точно безмолвно вопрошая, что сталось с их кораблями.
Я восседала рядом с кафедрой. Епископ Солсберийский произнес проповедь, затем я обратилась к моим подданным с небольшой речью. За это время сказано было уже столько слов, что оставалось лишь повторять самые главные: слова благодарности. Чудо. Смирение. Радость. Затем я сделала хористам знак запевать песнь, которую я сложила в честь побед над армадой. О них уже написало множество куда более даровитых поэтов, нежели я, однако слова королевы что-то да значили. Мальчики и мужчины встали и в унисон затянули своими ангельскими голосами:
С своих сияющих