люди, поменьше с другими регионами общались друг другом. Поэтому, были только случайные попутчики, которые ехали на работу в другой город, и эти, измученные поездками челноки.
Не праздно было и настроение, у этих челноков. В пути они всю дорогу, о чем – то спорили, пили, ели, будто как последний день, в их жизни. Он их, не специально, конечно, подслушивал, что они там говорят. Сидел рядом с ними, да тихо помалкивал, представляя себя на их месте. Ведь он сам знает, какая эта тяжелая работа челночника, в поездках, особенно в Польшу. Это, вести товар, затем, всем еще дать «на лапу», в таможнях. Иначе, никак не довезти этого товара. И когда везешь этот товар, приходится, иначе нельзя было, проклинал всех. Даже этого несменяемого гаранта, сквозь зубы, что его сановные чиновники довели народ, до цыган последних. А тут они еще, после чаепития и водка пития, разругались вовсе, проклиная эту жизнь. Обидно, конечно им, такую жизнь терпеть. Но, а что он мог для них сделать? Он сам был такой, ничем от них не отличался. Ну, разве, что он еще учиться. Да еще бесплатно, на бюджетные деньги. Придет же день, и ему тоже тогда, придется надеть на шею, этот «колхозный» хомут. Не будет же он, вечно жить по съемным углам. Когда – то и ему надо будет квартира, куда он мог привести свою будущую жену. А куда, если её у него нет. Сейчас этот «угол», честным трудом, едва ли его заработаешь. А эту ипотеку сунуться, считай, в каторге ты, на всю оставшуюся жизнь. Это раньше, кооперативы были. Возможности были у народа, иметь эти углы. «Получается, – бормочет про себя Куренков, – на кого нарвались, того и получили. Хотели лучше жить при капитализме, получили волну «говна». Грустно ему, от таких дум. Да если бы рядом сейчас не сидели эти челноки, он бы сейчас, не задумывался о грядущем своем судьбе. А скоро ведь, ему сходить. За окном уже, брезжит рассвет. Низкие, темные облака, с наплывом двигаются на него, за которыми он из окна наблюдает. И эти тоже, перелески мелькают, затемняя временами, в его окно. Сна у него нет. Да это и невозможно было. Так как челноки, «с горя», вовсе разгулялись. Проводница вагона, даже не успевала таскать им чая, да и водку. Находила ведь она, водочки для этих, «денежных» челноков. «Вот, нищета, что делает с людьми», – бормочет Куренков, не зная, чем еще занять себя. Газеты, которые он еще купил в своем городе, все уже просмотрены, а присоединяться к челнокам, – он им сразу сказал. «Не – е…» Да и они, больно – сильно, не настаивали. А вникать непосредственно в их проблемы, он не хотел. Он знал не понаслышке их судьбы. Каждый второй, из их среды, при советах, то ли педагогом был, то ли заводским инженером. Ну, и, конечно, работая на такой работе, они загрубели, потеряли навыки интеллигента. Речь у них теперь, как всякого обывателя: маты – перематы, через каждое слово. Выпестовал их, этот махровый капитализм – «царя Бориса», образ неуверенности о завтрашнем дне. «Чего хотели они, того и получили», – снова бормочет, про себя Куренков, теперь уже серьезно готовясь, к предстоящей высадке. Скоро уже. Немного ему осталось, подслушивать разговор – ругань челноков. Еще десяток минут, если поезд не опаздывает.
Белый