кто помнит, львовский автобус имел такую блестящую никелированную трубу, тянущуюся от сделанной из оргстекла и чаще всего завешенной какой-нибудь цветастой занавесочкой будки водителя к передней двери. Вот за эту трубу и пуская нас Ропшин, в непосредственную близость к огромному рулю, высоко торчащему из пола кабины, рычагу переключения передач, мигающим лампочкам и подсвеченным стрелкам, крутящимся в таинственных кругах приборной доски. А когда на остановке открывалась передняя дверь, то никелированная труба прижимала тебя к теплому пластику передней панели. А во время движения, если прижать нос к лобовому стеклу, можно было наблюдать, как быстро убегает под тебя дорога.
Дядя Коля, на зависть всем соседским бабам, был мужик непьющий и работящий. Каждый раз, как появлялся я в их дворе, заставал его за каким-нибудь делом, то скамейку новую под куст сирени сколачивал, то крыльцо поправлял, то дрова на зиму колол, то забор красил, то курятник чистил, а зимой расчищал проходы в наметенных во дворе сугробах. Высокий сильный мужчина с сильными мозолистыми ладонями.
Жена его, тетя Зина, под стать ему: высокая, веселая, разговорчивая, но в отличие от поджарого, жилистого мужа – необъятна была в размерах.
Они занимали большую часть одноэтажного дома – веранду, две комнаты и кухню. Во второй части жили дед с бабкой, имен которых я не то что не помню, а даже и не знал, отдали они Богу душу, еще до моего рождения, бабка задолго, а дед за год, но об этом чуть позже. За домом были огороды, задами, выходящими в маленькую березовую рощицу, за которой начинался наш край питомника. Если срезать угол через питомник, то до их двора можно было дойти минут за пять-семь без спешки, а тогда в далеком теперь детстве этот путь казался целым путешествием.
Летом Ропшины сдавали свое жилье дачникам, а сами перебирались в просторный сарай, построенный вдоль забора огорода и примыкающий к курятнику. В начале шестидесятых у них несколько лет подряд снимали дачу Сазоновы, приезжали всей семьей: бабушка, дедушка, мама, папа и маленький мальчик, которого все звали Димочка, хотя много позже выяснилось, что полное его имя – Вадим. Мальчик был воспитанный, вежливый, очень нравился хозяевам дачи. Дядя Коля возился с ним, как со своим, каждое лето договаривался с приятелем и тот привозил во двор машину песка, а дядя Коля сколачивал песочницу, чтобы было, где дачнику покатать свои игрушечные машинки. Водил его через дорогу в лес (улица Авиационная была застроена только с левой стороны, а справа тянулись сначала картофельные поля, а потом лес, до самого перекрестка со Средним проспектом), где росли старые высоченные сосны, отколупывал большой толстый кусок темно-коричневой коры и вырезал из нее изумительные лодочки и кораблики, который можно было пускать в огромном корыте, установленном посреди двора специально для этого.
Были у Ропшиных две дочери: старшая Зинаида, названная в честь мамы, младшая Лена, всего на год моложе.
Когда дочерям было уже лет по шестнадцать-семнадцать,