день (14-го декабря) по утру Пущин и Рылеев были у меня и говорили, что если роты выйдут, то они полагаются на меня, что я примкну к ним. Я сказал Пущину, чтоб он на меня не полагался, и если такое несчастие будет, то оно ни к чему не приведет, кроме погибели. (…) Я в душе моей уверен был, что ничего быть не может, и потому отправился в канцелярию дежурного генерала спросить, когда мне надобно будет прийти к присяге, оттуда я по обыкновению пошел к сестре моей Графине Потемкиной, которой читал Манифест… На площади, выезжая с Невского проспекта, увидел большое на оной смятение, встал с саней и спрашиваю, что такое, мне сказывают, что Московский полк кричал «ура» Императору Константину Павловичу». 8
С. П. Трубецкой понял, что схватка неизбежна, и был в ужасе от того, что вовремя не смог предотвратить пролившуюся кровь.
На допросах в Следственном комитете обвиняемый отвечал обстоятельно, подробно, нисколько не умаляя своей вины.
Вопрос:
«С какого времени и откуда заимствовали вы свободный образ мыслей?»
Ответ:
«Свободный образ мыслей заимствовал я по окончании войны с французами, из последовавших по утверждении мира в Европе происшествий, как-то: преобразование Французской империи в конституционную Монархию, обещания других Европейских Государей дать своим народам конституцию». Затем он напомнил следствию, что «покойный Государь Император на Сейме в Варшаве «обещал и Россию со временем «привести в такое же состояние».9
Когда знакомишься с материалами следственного дела, создается впечатление, что обвинители и обвиняемый разговаривали на разных языках. С. П. Трубецкой объяснял, каково было его участие в тайном обществе, но вины своей в этом не видел. Именно на этих допросах рождались две правды. Одна основывалась на твердых убеждениях, определенности, доказательности, уверенности в своих словах Сергея Трубецкого. Эта правда была нова, непривычна, чужда Императору и его чиновникам. Вторая правда, подтвержденная законами, была уже старой, потертой, изношенной, уходящей в прошлое, но еще живой и жестокой.
В приговоре по 1-му разряду смертная казнь С. П. Трубецкому была заменена вечной каторгой. Сергей Петрович позже узнал, что придать смертной казни должны были 9 человек, в этом списке он был №6. Однако Николай I сократил список до пяти человек.
Но пора вернуться к Екатерине Ивановне, которая знала об аресте мужа и мучительно ожидала хоть каких-то сведений о нем. В декабре 1825 года ей исполнилось 25 лет, и за это время у нее не случалось еще серьезных переживаний – родители от всего неприятного ограждали свою дочь. И вдруг – неожиданное письмо мужа, пришедшее прямо из Зимнего дворца:
«Друг мой, будь спокойной и молись Богу!.. Друг мой несчастный, я тебя погубил, но не со злым намерением. Не ропщи на меня, ангел мой, ты одна еще привязываешь меня к жизни, но боюсь, что ты должна будешь влачить несчастную жизнь, и, может быть, легче бы тебе было, если б меня вовсе не было. Моя участь в руках Государя, но я не имею средств убедить его в