хотя губы сжались в тонкую линию, как будто он сдерживался, чтобы что-то не сказать.
– Хорошо, Селим. Но если что-то изменится… ты знаешь, где меня найти. Береги себя. И свою спутницу.
Я кивнул в знак прощания и жестом указал своему человеку, который молча стоял в стороне, чтобы проводить доктора и заехать в аптеку за лекарствами, протянув ему рецепт. Взгляд Омера задержался на мне ещё на мгновение – в нём читалось немое понимание, которое, как всегда, вызывало во мне раздражение, смешанное со странной, неуместной благодарностью.
Когда мы остались вдвоём, я аккуратно, стараясь не причинить Камилле лишней боли, поднял её на руки. И снова поразился тому, насколько она легкая. Во время утренних тренировок я поднимаю куда более тяжёлые веса.
– Куда вы меня несёте? – спросила Камилла, голос её был слабым, но в нём звучала привычная едкая ирония. – Ваш доктор меня осмотрел, значит, я могу поехать домой.
Я промолчал, уверенно шагая к гостевой спальне, обставленной в спокойных, приглушённых тонах, с огромным окном, открывающим панорамный вид на ночной город. Мягкое освещение, прохладный воздух, глубокая тишина – я надеялся, всё это будет способствовать её выздоровлению. Но её вопрос пробил брешь в моей защите, выставив на обозрение всё то, что я тщательно скрывал за маской безразличия.
Я осторожно положил её на кровать, обтянутую белым шёлком, поверх которого лежал мягкий, пушистый шерстяной плед.
– Вы останетесь здесь на несколько дней, пока не станет легче. – сказал я, мой голос был ровным, спокойным, но в нём не было той холодности, что обычно присутствовала в моём общении с людьми. – Как сказал доктор, вам нужен строгий режим и исключить любые источники раздражения. У меня, конечно, нет детей, но я более чем уверен, что маленькая девочка будет волноваться и будет требовать вашего внимания, а это только лишний стресс для вас, который сейчас совершенно ни к чему.
Я замолчал, чувствуя, как напряжение, накопившееся внутри меня, давит на грудную клетку, готовое вырваться наружу. Я с трудом унял этот порыв, пытаясь сохранять внешнее спокойствие, но внутри всё клокотало. Я не мог позволить себе слабости, не сейчас, не перед ней. Но её хрупкость, её потребность в защите… они пронзили мой привычный панцирь, оставив ощущение уязвимости.
– Но… – начала Камилла, её голос был слабым протестом, но я прервал её, подняв руку. Мой жест не был грубым, скорее решительным, в котором не было места для возражений.
– Если завтра вы почувствуете себя лучше, я привезу вашу дочь и мать сюда. Они смогут остаться с вами, сколько потребуется. Здесь моя горничная сможет позаботится о вас лучше, чем вы у себя дома, учитывая ваши… финансовые трудности.
Её сомнение было очевидным. Взгляд метался по комнате, как будто пытаясь найти выход из ситуации, за что-то зацепиться, что могло бы прояснить мои намерения. Но когда её взгляд, наконец, остановился на моём, я увидел в нём не только сомнение, но и что-то ещё… неуловимое, что заставило меня замереть.
Она же не думает,