ни картинки, ни книжки срамные. Оружие и яды искали. Не нашли. Но страху нагнали, жуть как!
– Не надо спецназ! – келарь наконец-то разлепил челюсть и смог что-то проскрипеть. – Это просто ошибка. Тут вот… – он начал лихорадочно перебирать ключи на связке, – тут это не для того… – он повёл дрожащей рукой с сторону третьей запертой двери. – Там это… вот. – Он протянут ключ.
– Ну пошли посмотрим, – и зверь-баба пошла в сторону двери. А за ней медленно засеменил несчастный мужик в предынфарктном состоянии.
…
Готовить на всю ораву Нине, слава Богу, было не нужно. Она обеспечивала стол для царя, цариц и для их приближённых. Ну народу всё равно при этом набегало под сотню ртов.
Следить за порядком на кухне Попов поставил пятерых своих гвардейцев, которые сменялись каждые четыре часа, потому как слюной исходили от запахов и вида готовки. Вроде и сами они ели от пуза, а всё ж природа брала своё. Непривычные к виду таких кушаний и к запахам мишленовских блюд местные через некоторое время впадали в лёгкий катарсис и им надо было выходить проветрится. Иначе могли и в обморок упасть, как это вначале было на царёвой кухне, когда Нина начала там устанавливать свои порядки.
Девку со странным порошком на кухне поймали на пятый день.
– Куда? – здоровенный спецназовец перекрыл доступ в кухню своим телом. – Кто такая?
– Так это… меня брат келарь послал. Соль, вот, передать, – девка состроила глазки и попыталась проскользнуть в щель между парнем и дверным косяком. И там и застряла.
– Соль, говоришь? Ну давай посмотрим, что за соль. – парень потянулся к мешку у девки в руках. И получил удар под дых с локтя.
Пробить мышечный каркас гвардейца, которого Попов дрессировал уже больше полугода, щупленькой девахе было не суждено. Поэтому, когда он легонько приподнял её за шею от пола, она даже закричать не смогла. Лишь пискнула что-то неразборчивое, выронила мешок из рук и потеряла сознание.
Нина девку не опознала. Среди кухонной монастырской прислуги такой никто не встречал. Вроде с каким-то боярином её рядом тут видели. Но с каким, никто так и не вспомнил.
А через полчаса в подвале монастыря знакомый Ваське церковный кат уже раскладывал свой инструмент под волчьим взглядом привязанной к дыбе девки.
– Красивая. – Васька тяжко вздохнул и сел на табуретку. – Как звать-то тебя, краса-девица?
– Василиса, – прошипела отравительница, а Васька аж побелел весь.
…
– Врёт она. – Кат спокойно продолжал ковыряться в железках. – Катька это. Катька-Ромашка. Из ватажки Сеньки Псковского. Известная особа. Три раза из Сыскного приказа убегала. На мужиков вишь она по-особому действует. Те и плывут, пока не сгинут совсем. Брат у меня там служит. Он и рассказывал. Вон шрам у ней на шее заметный, как цветок ромашки. То ей свои же лет пять назад огнём прижгли.
Девка зло зыркнула на спокойного палача. А потом перевела взгляд на спецназовца.
– Что,