приказала она, – распалите костер. И каждый пусть повторит клятву.
Такой вот выдумщицей была Искра. И выдумкам её покорялись и Серёга, и Ленька-Лёничка, и я.
В один из дней Искра устроила испытание.
– Хочу знать ваше мужество! – сказала Искра. Где-то она вычитала, что в Африке, в каком-то племени, юношей испытывают на стойкость к боли, прежде чем вручить им оружие. К спине прикладывают сплетенное из веток решето с черными кусачими муравьями, и каждый из будущих воинов должен сколько-то времени выстоять, давая муравьям изгрызать своё тело.
В жаркий полдень Искра привела нас к муравейнику. Крупные рыжие муравьи все были в работе. Огромный лесной дом, сложенный из сухих сосновых игл, угрожающе шевелился от великого множества рыжих спин и голов.
Притихнув, мы молча глядели на муравьиное царство, не смея поднять глаза на Искру.
Искра подошла к подсыхающей без макушки ёлке, сломила свисавшую к земле лапу, осторожно положила на муравейник. В мгновение весь лесной город грозно заклокотал снующим туда-сюда муравьиным воинством. Еловую лапу вмиг они облепили. Запах едкой муравьиной кислоты защекотал нос.
– Кто первый? – спросила Искра тихо.
Мы опустили головы, дрожь прошла по нашим спинам.
– Первый – кто? – снова спросила Искра, в голосе её звучала насмешка.
– Лёничка? – позвала Искра.
По-девчоночьи нежное лицо Леньки-Лёнички побледнело, в ямке между белыми бровями заблестел пот. Он судорожно вздохнул, покорно стал стягивать через голову рубаху.
– Возьми с муравейника ветку! – скомандовала Искра. – Теперь прикладывай!
Мы подняли глаза и увидели Искру. Она стояла к нам спиной, спустив до пояса свой цветастый сарафанчик. Впервые так близко я видел оголённую немальчишескую спину, и эта худенькая девичья спина с обозначенными, словно крылышки птенца, лопатками, с впадинкой позвонка, плавно изгибающейся и уходящей под рыжее пламя волос, эта обтянутая нежной загорелой, мне всё казалось, золотистой кожей спина не была предназначена для такого страшного испытания.
То, что перечувствовал за эту минуту я, пережил (я это видел) и Серёга. Он шагнул к муравейнику, сдёрнул с себя рубаху, встал между Искрой и Ленькой-Лёничкой.
– Ты не имеешь права принимать на себя нашу боль, Искра", – сказал он с твёрдостью вдруг повзрослевшего человека. – Это не для тебя. Это – для нас.
Леньке-Лёничке, растерянно державшему еловую лапу, он тихо приказал:
– Прикладывай!
Ознобно дернулись Серёгины плечи, когда лапа прижалась к его спине, но тут же он словно закаменел. Я видел только крепко стиснутые толстые его губы и черноту широко раскрытых зрачков.
Муравьи расползались, вгрызались в кожу, лезли под волосы, спина как будто сочилась кровью.
Серёге было тяжко, и всё-таки он медленно поднял вровень с плечом руку с сжатым кулаком. Это был жест Искры, мы все знали его. Поднятой правой рукой, сжатой в кулак, она утверждала свою непреклонную волю «Погибаю, но не сдаюсь!»
Искра накинула лямки сарафан пока на плечи, вырвала пук травы, отобрала