читались знание и опыт, кои обретаются годами в тяжелых испытаниях.
Толпа, разумеется, не обратила на артистку никакого внимания, пока она доставала лютню из тряпичного футляра. За столиками поднялся шум: гости делали новые заказы, звенели кружки, звучал смех. Дым трубок и факелов наполнил зал. Казалось, она попала в самый центр бушующего урагана.
Жонглер вздохнул: зрелище предстоит неприятное. Он не раз видел, как других артистов изгоняют со сцены, забрасывая их грязными салфетками и кусками хлеба.
Женщина пристроила лютню у живота, склонившись над инструментом, словно мать над ребенком. Покрытая толстым слоем лака, лютня казалась влажной, свет факелов разливался по ее поверхности мерцающими лужицами. Очень дорогой инструмент, с таким путешествовать по полям и лесам опасно…
Публика по-прежнему игнорировала сцену. За одним из столиков громко спорили о том, чей сидр победит на местной ярмарке в следующем месяце. В ход пошли кулаки, одному из спорщиков расквасили нос, прежде чем их растащили в разные стороны, – и все из-за сидра. «Ерунда, – подумал жонглер, – я видел много драк, которые заканчивались гораздо серьезнее, чем разбитая губа или нос».
Он, полуприкрыв глаза, потягивал эль маленькими глотками, наслаждаясь возникающим в горле холодком.
Вдруг со сцены прозвучал первый аккорд. Чистый, высокий звук проник в его сознание глубоко и властно, сразу поглотив собою шум в зале. Артистка повторила аккорд, и толпа поутихла, головы посетителей повернулись к сцене.
Жонглер во все глаза смотрел на исполнительницу. Она слегка сдвинула пальцы на шейке лютни, а другой рукой перебирала струны, рассеянно глядя поверх толпы. Новый аккорд – родной брат первого – эхом отразился от стен зала, словно искал своего предшественника. Публика стихла, точно боялась помешать его поискам.
Женщина на сцене замерла, и в следующий миг полилась сладостная мелодия, заполнив зал. Музыка рассказывала о прежних счастливых временах, более радостных, чем только что закончившийся солнечный день. Пальцы артистки порхали над грифом и струнами. А потом женщина запела. Сначала очень тихо, едва различимо на фоне музыки, но голос постепенно набирал силу в гармонии с мелодией. И хотя жонглер не знал языка, на котором она пела, почувствовал значение слов. Песня о прошедших годах, о смене времен, о циклах, подчиняющих себе все живое.
Гости сидели на своих стульях потрясенные. Один мужчина закашлялся, и соседи сердито зашикали на него. Остальные же не обратили на это никакого внимания, зачарованные музыкой, они не сводили глаз со сцены.
Голос исполнительницы едва заметно изменился, и струны теперь не пели – стонали. Сейчас она предупреждала о надвигающейся опасности, грозящей всему живому уничтожением. Она пела про растоптанную красоту и загубленную невинность. Музыка была такой насыщенной, звучной, что казалось, бой барабанов сопровождает ее.
Жонглер неожиданно почувствовал желание утешить ее, сказать, что еще не все потеряно. Пальцы артистки замерли