а то, что ты сказал – чушь.
Когда она сказала, что жизнь – это музыка, я почувствовал легкую злость. Неожиданная и нелепая смерть отца, угрызения совести насчет матери и неприятная рутинная работа даже не напоминали мне о музыке.
– Боюсь, у тебя неправильные представления о жизни, «милая». – Огрызнулся я. – Ты говоришь с человеком, переживающим тяжелые дни. Если ты счастлива и тебе хорошо, тогда музыкой является лишь твоя жизнь, а не сама концепция.
– Ты меня не знаешь. – Грустно улыбнулась она. – Я не считаю себя счастливой.
– И все же ты говоришь, что жизнь – это музыка.
– Ты сам ассоциируешь ее с счастьем, я имела в виду совсем другое.
Впервые за долгое время я почувствовал себя глупым. Мне всегда давало сил чувство превосходства над сверстниками, и оно было оправданным, но рядом с ней просто испарилось. Меня одновременно наполняли обида и симпатия к ней, ведь, несмотря на любовь к противоположному полу, мне не доводилось встречать никого, кто хотя бы мог побеседовать со мной. Все мои сверстницы, которых я встречал, были глупыми и пустыми, а после школы я почти ни с кем не общался. Тогда я больше времени проводил дома или в саду, и у меня был всего лишь один друг, с кем я общался с детства, но даже он остановился в развитии слишком рано, потому со временем наша дружба стала больше напоминать формальность, нежели крепкие узы. Аделаида показала, что есть куда расти, что чувство превосходства останавливает человеческий прогресс, искажает восприятие как мира, так и самого себя. После ее слов я замолчал и просто смотрел на ее милое личико, пытаясь разобраться в противоречивых чувствах, а она, как ни в чем не бывало, смотрелась в зеркало, как вдруг добавила:
– Тебе нравится музыка, а то ты бы не подумал о счастье.
Ее последние слова были контрольным выстрелом. В тот момент все противоречия пропали, и осталось лишь восхищение. Еще с самого начала она видела меня насквозь, что мне казалось просто удивительным. Юношеский романтизм приходит неожиданно и сильно шумит, потому мне сразу стало больно от мысли, что она скоро уйдет, и наша беседа не сможет продолжаться вечно. Я хотел продолжить разговор, но теплое чувство не давало моим мозгам работать. Красота, острый ум, интересное мышление и грация – она мне казалась воплощением фантазий. Я всегда мечтал иметь рядом женщину, с которой мог бы вести дискуссию и одновременно любоваться ею, а потому нельзя было терять времени.
– Да, но это не музыка – отрезал я.
– Это ты так считаешь. Вся жизнь состоит из причины и следствия, а музыка – следствие игры на инструментах, милый, а игра инструментов – причина музыки.
– Но что тебе это дает? Допустим, я с тобой согласен. Жизнь – это музыка. Что дальше? Что это меняет? Ничего! Жизнь остается такой же хреновой, какой была раньше, и ты, и все!
Я разозлился. Всегда ненавидел глупый романтизм… До того момента.
– Скажем, ты хочешь пригласить меня на свидание. – Она сочувственно улыбнулась, совершенно не обратив внимания на мой легкий всплеск гнева. – Ты можешь это сделать улыбаясь или угрюмо. Перед приглашением