оправдывали его.
Он торопился выйти на работу – дома не мог найти себе места. Не привык сидеть без дела, от ничегонеделанья ругался с Сашкой из-за своего бесконечного курения или из-за навязчивого арабского акцента. Не осознавая специфику его профессии, она считала, что нельзя настолько погрузиться в чужую языковую среду, чтобы забыть родной язык. Думала, что он рисуется, а Петр и не пытался оправдываться, просто не замечал свой корявый русский.
Александра особенно стала наседать на него после того, как вывела его «в свет» – похвастаться мужем своим студенческим подругам и их мужьям. Там Петра приняли за египтянина, которого Сашка легкомысленно подцепила в поездке на море. А поскольку его истинную профессию она назвать не имела права, ее раздирали противоречия.
Ссорился Петр и с Мансуром. Мальчишка отлынивал от школьных занятий и уроков с репетитором русского. Пару раз Петр заставал его с сигаретами – жизнь Мансура среди курдов, боевиков РПК, давала о себе знать. Если бы не лояльность Александры, успевшей узнать Мансура ближе, чем родной отец, то Петр уже несколько раз от души налупил бы сына.
Они орали друг на друга в основном по-турецки. И Горюнову было так проще, и, само собой, мальчишке. Саше оставалось только догадываться, что делят ее горячие турецкие парни, и бдительно следить, чтобы муж не хватался за ремень. Она пресекала подобные поползновения.
– Всегда считал себя сдержанным человеком. Никогда столько не орал и не скандалил за всю жизнь. Странно быть здесь и понимать, что это твой дом и твоя семья, когда мой дом совсем в другом месте, – как-то в порыве откровенности выдал Горюнов.
– Ты привыкнешь, – с жалостью взглянула на него Александра.
От одного ее взгляда, сочувствующего настолько, словно она сама испытывала ту боль и смятение, что ощущал он, Петру стало легче. Во всяком случае, его не осуждают, а пытаются понять. Они с Сашей слишком быстро сошлись прошлой осенью. У Горюнова не было времени на свадьбу, притирку. Все будет теперь.
Зима, 2014 год, г. Москва
Незадолго до выхода на новую работу Петра вызвали в Кремль для награждения. Наверное, впервые после окончания ВИИЯ он надел форму. Она сидела на нем слишком свободно из-за сильной худобы.
Саша впервые увидела его при параде и охарактеризовала грустно: «Ты как лист из старого гербария – остались только кости, мышцы и кожа, сожженная солнцем».
Он надел награды, достав их из сейфа, и позвякивал ими, когда ходил по комнате, собираясь, рассовывая по карманам телефон, удостоверение, сигареты, наглаженный Сашей носовой платок, бумажник. Ключи от машины он взвесил на ладони и положил обратно на комод.
Петр успел купить джип «Тойоту», попытался ездить на нем по городу, но после того, как машину у него эвакуировали, Петр понял, что отстал от жизни и московских реалий. Поездил по пробкам, отчаянно ругаясь по-арабски, поминая шайтана часто и в разных интерпретациях, и довольно быстро пересел на общественный