смутить. Разве что удивить.
Один раз главный редактор издательства начал так: «Разрешите вас спросить, я задам вам только один вопрос, но трудный!» Я внутренне напрягся, но наружно изобразил полный релакс: «Да ради Бога!» И он спросил: «Скажите, откуда в ваших рисунках это недвусмысленное и острое чувство греха?» Тут я выдохнул с облегчением. И с радостью. Значит, есть в «Homo Erotikus» что-то от раскаяния гомо сапиенс. Тогда мне это казалось очень важным.
Ел. Ф.: А сейчас?
Б. Л-Б.: Сейчас мне кажется преувеличенной моя озабоченность обязательно быть на правильной стороне морали.
Ел. Ф.: Вы хотите сказать, Борис, что уже не заботитесь о моральности того, что делаете?
Б. Л-Б.: Есть у меня стихи, Леночка, собственно, фрагмент поэмы, который короче и лучше всего ответит на ваш вопрос:
Или хочу я слишком много,
или сужу уж слишком строго,
а всё приюта не найду
в саду общественной морали.
Нет на Моисеевой скрижали
слов для меня…
Ел. Ф.: Да вы, Борис, анархист!
Б. Л-Б.: Не будем об этом, Леночка! Я таков, как есть, и не всегда в восторге от себя.
Ел. Ф.: Ладно, снимаю комментарий. Когда книга вышла в свет, какова была реакция на неё на Западе?
Б. Л-Б.: У тех, кто видел книгу, реакция однозначно восторженная. Что же касается коммерческой судьбы издания, то тут всё ещё только начинается. Думаю, что моя книга – в принципе штука элитарная. Да и не слишком меня волнует статистика продаж. Значительно больше волнует, как будет принята книга в России, ибо, как я уже говорил, всё, что делаю, я делаю для России, то есть обращаюсь к русскому читателю, адресуюсь к русскому зрителю.
Западный человек, особенно итальянец, очень чувствителен к изящному, он всегда замечает красоту и бурно на неё реагирует. Русский человек тоже чувствителен к красоте, но он ещё чувствителен и к смыслу, он ищет значения и требует ответа на вопрос «что?», а не только «как?». Именно поэтому мне важна реакция русского зрителя, даже если я и опасаюсь, что могу подвергнуться осуждению. Опасаюсь же я, видимо, оттого, что и сам чувствую некоторую вину, не знаю, побороть это чувство я пока не в силах. Может быть, вопреки моему «анархизму», это и есть раскаяние Ногтю sapiens за грехи Homo erotikus?
Во всяком случае, книга моя правдива. В ней выразила себя очень тёмная правда. Думаю, не только моя, но и мировая. Проектируя книгу, я не мог не акцентировать острую двойственность отношения к собственным рисункам, поэтому на авантитуле под заглавием «Homo Erotikus» я добавил в скобках подзаголовок – «Out of the deep of disgust & fascination» («Из глубины омерзения и очарования»). Это и есть подлинность моих взаимоотношений с книгой и самим миром «Homo Erotikus».
Ел. Ф.: Если вы так озабочены суждением русского зрителя, если, как вы говорите, всё, что вами делается, предназначено России, то почему вы покинули Россию?
Б. Л-Б.: Читайте мою прозу, читайте мои стихи. Там вы найдёте многое, пробующее отвечать на ваш вопрос. Елена Боннэр произнесла как-то очень горькие